Выбросить кольцо Андо больше не пытался, но спрятал его под циновкой и не доставал. Никакого вреда от него не было. Кошмары больше не снились – после сытного ужина Андо всякий раз проваливался в забытье без снов. Со временем он и думать забыл о своенравном монахе.
Прислуги в тетушкином доме как будто прибавилось. Андо каждый день замечал новые лица. Одни слуги не обращали на него внимания, продолжая натирать полы или укладывать камни в саду. Другие отрывались от дел и приветствовали его кивком и улыбкой. Жили они в задней части дома, и Андо уже недоумевал, как они все там умещаются. Он спросил тетушку – и услышал в ответ:
– О, да они просто помогают мне подготовиться к осеннему празднику урожая. Разве я не говорила? Через несколько дней будет большой праздник, придут многие наши соседи. Так что надо все устроить, как полагается. Ты будешь нашим главным украшением! Я выставлю твои картины, чтобы все видели, какой у меня племянник, – и все будут в восторге, я тебе обещаю! Ты станешь самой важной особой на этой горе, милый Андо.
Андо с благодарностью кивнул: рот у него был занят рисовым пирожком.
Той ночью было прохладно, а под утро зарядил дождь. Андо заметил, что листья сменили цвет. Выглянув с крыльца, он обнаружил, что вся долина и горы напротив полыхают красками осени. Его это потрясло: он рисовал перемены день за днем, но так и не уловил мгновения, когда все преобразилось по-настоящему.
Какая красота, должно быть, сейчас на той площадке у водопада! Он просто обязан это написать. Это зрелище создано для него – чтобы испытать его искусство, закалить его мастерство. И столько времени уже прошло! Наверняка этот жуткий монах больше его не побеспокоит. Одним словом, если бы не дождь, Андо отправился бы туда этим же утром.
Когда он обмолвился об этом тетушке, та спросила с сомнением:
– Ты уверен, что это будет благоразумно?
– Да это совсем недалеко. Сразу за перевалом. Там так красиво! К тому же, за все эти месяцы мы не видели поблизости ни одного тэнгу.
При слове «тэнгу» тетушка побледнела, как мел.
– Может, и недалеко, но все-таки дальше, чем я могу достать, – возразила она. – Если с тобой что-то случится, я не смогу прийти на помощь.
– Ничего не случится, тетушка. У меня при себе меч.
– Ох, ну конечно. Ты прав. И все-таки – что я скажу твоим родителям, если что-то случится?
Родители… Андо почти забыл, что они у него есть. Здесь, под крылом у тетушки, было так безопасно, так уютно, что мысль о грядущем возвращении в город поразила его и показалась почти отвратительной.
Не услышав решительного «нет», Андо убедил себя, что тетушка позволила ему отправиться к водопаду, пусть и не слишком охотно. Но на следующее утро дождь полил еще сильнее. Туманы клубились у верхушек дальних гор, окутывая их кольцами, словно драконы. Сквозь пелену дождя все казалось призрачным и таким прекрасным, что не хотелось даже рисовать – достаточно было просто любоваться. «Ничего страшного, – сказал себе Андо. – Всегда можно отложить на завтра».
Но дождь не перестал ни завтра, ни послезавтра. На дне долин уже, должно быть, собрались целые озера, думал Андо – и не находил себе места. Работать было невозможно. Да, конечно, вид оставался восхитительным – но ему нужен был другой вид, и поскорее. Краски осени скоро поблекнут, и рисовать станет нечего. А набросков с тетушкиного крыльца он уже нарисовал больше, чем на свете сыщется картин с видом на Фудзи.
В конце концов он решился. Дождь там или не дождь, он все равно отправится к тому обрыву и, по крайней мере, посмотрит. Запомнит этот вид. Подождет, пока тот пропитает его насквозь, как этот ливень – одежду. Пока он не запечатлеется в его памяти весь, до последней мелочи. И тогда он, Андо, сможет забрать его с собой и написать прямо здесь, не отходя от дома.
Вообще-то он собирался предупредить тетушку, что уходит, но не смог ее отыскать, а расспрашивать всех этих странных слуг ему не хотелось. Дело кончилось тем, что Андо не стал никому ничего говорить, а просто взял без спросу соломенный плащ-мино, чтобы защититься от дождя, и пару гэта, сандалий на высоких подошвах, чтобы не испачкать кимоно в грязи. Конечно, идти в них будет трудновато, но он справится. Накинув плащ, он перелез через перила крыльца и окунулся в дождь и туман. Через пару шагов он оглянулся на дом, но, судя по всему, никто не заметил его побега. Андо поспешил дальше, и через несколько минут потерял дом из виду.
Дождь перестал.
Причем так внезапно, что Андо задрал голову, ожидая увидеть над собой крышу. Но увидел только небо, затянутое облаками. А позади – в той стороне, откуда он пришел, – дождь необъяснимым образом лил по-прежнему.
Андо поковылял на своих гэта дальше, поперек склона, и вскоре расслышал шум водопада. Оживившись, он устремился на звук. Добраться до площадки над обрывом оказалось не так просто, как в прошлый раз, но усилия щедро вознаградились: Андо и помыслить не мог о таком ослепительном изобилии красок.
Деревья со всех сторон пылали всеми цветами огня – нечего было и надеяться передать все это утонченное разнообразие на пергаменте. «О природе можно только говорить», – прошептал он. Все, что ему оставалось, – стоять и смотреть, впитывая в себя эту невыразимую красоту, которую он все равно потом попробует выразить.
Вода струилась под гору, сверкая в замшелых каменных бороздах, зеленых и бурых, и взрываясь многоцветными брызгами на дне ущелья, далеко-далеко внизу. Андо вгляделся сквозь радужную дымку – и вдруг заметил по ту сторону водопада какие-то стены и остроконечную крышу. Действительно, похоже на монастырь.
Им овладело неясное беспокойство. В прошлый раз он не увидел никакого здания, но тогда он смотрел другими глазами, еще не привыкшими подмечать каждую мелочь. За прошедшие месяцы в нем развилась восприимчивость. Прежде он назвал бы это «глазом художника»… да, прежде – но не теперь. Теперь до него дошло, что он всегда был только учеником. Да, он старался стать художником; он рос – но так и не вырос. Прежние его способности по сравнению с этим новым видением мира были как жалкий набросок углем.
