– Что там, Кагмаг? Медный горшок? Подсвечник?
– Свинарные выметки.
Тролль разинул черногубую пасть и щедро вкусил находки.
Тап вытащил грабительские часы и проверил греховодства. Ничего. Он слегка постучал по циферблату. Стрелки упрямо показывали, что нечто достойное внимание находится не где-нибудь, а именно здесь, и оно сейчас в лапе у Катмага.
– А-а-а, как славно.
Тролль зачерпнул еще мерзостей; его горящие желтые глаза-плошки на мгновение сузились.
– Надо бы припрятать, столько ворья кругом.
Тап заинтересованно придвинулся, но содержимое Катмаговой горсти выглядело ничуть не лучше, чем раньше.
– И не говори. Сплошное ворье.
– Есть тут один, больно борзый, – темный троллий язык вылизал из дерьма новехонький сапожок для верховой езды. – Слыхал, какой-то лепрекон жаловался, у него, мол, всю лавку обчистили.
Тап постарался не хихикнуть. Лепреконы были те еще пройдохи и заслужили малёк неприятностей. Наверняка обмишуленный клиент устроил себе сатисфакцию.
Тролль закончил чистить сапог и протянул его Тапу.
– Твоя работа? – светски поинтересовался тот.
– Ага. Ой, прости, там еще нога внутри осталась. Приберу, пожалуй.
К закату Тап уже порядком устал носиться по всему Лондону. На следующую точку он опоздал и некоторое время уныло оглядывал стремительно пустеющий рынок, пытаясь засечь шулера, на которого указывали «мухлевые» часы. Потом он немного побродил кругом, но тоже безрезультатно. Отчаявшись, Тап устремился в ближайшее питейное заведение.
Газовые лампы отражались в зеркальных панелях и ярко освещали переполненную комнату. Тап прокладывал извилистый маршрут через толпу, старательно избегая тычков. Подле горки со всяким интересным спиртным он приметил оборванного кистехвостого хобгоблина с мышиными усишками, славного ловким обращением с картами. Втрезвую он мастерски менял на них картинки толикой магии, обманывая ни в чем не повинных людей.
Фэйри побарабанил по стойке, подзывая хозяина.
– Еще одного «Знаменитого Баттера», любезный!
Не успел хобгоблин поднести посуду к мокрому рту, как Тап закрыл душистый стакан ладонью.
– Ты же не думаешь пропить все до последнего пенни, а, Роб…
– Для вас мистер Хоббс, сэр, – гоблин нервно рыскнул глазами по окружающим людям; его длинные вибриссы были намаслены и подкручены на концах, чтобы походить на человечьи усы. – По крайней мере, в этой компании.
– Что ж, хорошо. За тобой должок, помнишь? Или мне передать Васильку, что выплаты не предвидится?
Хоббс побледнел от одной этой мысли и нервно облизнул губы.
– О, нет. Нет, не надо. Я уже почти раздобыл достаточно… скоро уплачу все, что с меня причитается. Но ты должен замолвить за меня словечко, Тап. Скажи Васильку, что без гламора мне придется уехать из Лондона…
Он аккуратно изъял стакан из-под Таповой ладони, постаравшись не проронить ни капли.
– Уж позволь. Просохшее горло вредно для здоровья.
Он выразительно потер лапкой шею, будто у него и правда продрало горло.
Хоббс и так уже почти в стельку, подумал Тап. Еще пара стаканчиков, и рожа у него посинеет, а остатки сознания распрощаются с телом. Надо поспешать.
– Где улов за день?
– Персонально на мне. Прятать нынче нигде не безопасно.
Секунду до Тапа доходило.
– Что, и у тебя таинственный вор? Нет, только не это.
Хоббс важно кивнул.
– Это тебе не враки. Порядком Народу уже грабанули. Того крошку, что кареты обчищает, вон тоже… И Дженни Зеленозубая давеча много сняла с тела, которое… нашла на берегу Темзы, короче… В общем, заныкала она всю добычу в каморку свою, что в доках, а когда возвратилась за добром, его уже и след простыл. Это у кого же, интересно, мозги так отшибло, чтобы старушку-Дженни обижать?
Тапу стало слегка нехорошо при мысли о фэйри, настолько глупом, чтобы красть у Дженни – она недаром пользовалась славой одной из самых вредных во всем Народе. Наверняка, какой-нибудь сельский пикси затесался, невдомек ему, бедняге, кому тут лучше не переходить дорожки. Тап и сам-то недавно явился из Эссекса, поискать удачи в этом кипучем котле хаоса под названием Лондон. И благоразумием он, помнится, тоже не отличался… Он дорого за это заплатил.
От воспоминаний фэйри передернуло, на душе сделалось тревожно. Еще немного, и придется себе напитки заказывать.
– Ну, хватит об этом, – он протянул мешок. – Гони монету.
Хобгоблин покорно кивнул, потряс правой рукой и, наклонившись вперед, опрокинул рукав над призывно раскрытым жерлом мешка. Пенни, четырехпенсовики, шиллинги хлынули из рукава. Последнюю монетку, гинею, острые пальчики успели поймать.
– Эта мне еще самому понадобится. Чтобы с холоду не сдохнуть по ночи.
С мешком, отяжелевшим от дневной добычи, Тап должен был устремиться прямиком к Васильку, однако, вместо этого почему-то развернулся и пошел на Королевскую Биржу, чья каменная твердыня служила средоточием всей человеческой коммерции. Мелкие лавочки вдоль фасада – так, всего лишь огороженные прилавки, с которых торговали книгами, газетами да всякой канцелярщиной – уже закрывались на ночь. Горстка посетителей еще расхаживала по залам, но даже обрати они на Тапа внимание, он все равно увиделся бы им каким-нибудь заблудившимся юнцом – все-то и надо, что щепоть гламора.
На верхнем этаже здания, с северной стороны располагалась кофейня, почти пустая в этот поздний час. Тап просочился в глубину, открыл дверь в кладовую, легко вскарабкался по душистым мешкам с зернами и добрался до всеми забытого люка в потолке, ведущего на маленький чердачок.
Чердачок служил ему домом.
Человеку пришлось бы согнуться, но в Тапе росту было всего четыре фута, так что ему разве что шляпу могло сбить с головы. В дальнем конце высился целый холм гусячьего пера – постель. Но сколь бы соблазнительно и зовуще ни глядела она на него, сейчас он себе такой роскоши позволить не мог.
Вместо этого Тап подошел к стене; пальцы его быстро нашли и потянули качающийся камень. За ним, в нише была горка сокровищ – сливки, умело и незаметно снятые с молока рабочих задач за весь прошлый год. Тап запустил руку в карман жилета, нащупал выторгованный у Вдов смех и прибавил его к коллекции.
Василек, бездарный щипаный барахольщик, сильно бы удивился такому блестящему собранию. Особенно Тап гордился траурной брошью с локоном волос ясновидящей. Пришлось потрудиться, чтобы выудить ее у мрачного ирландского анку. Со всей своей черной одежкой и костлявой рожей (вечно с таким выражением, будто объелся кислятины) неудивительно, что парень подвизался плакальщиком на похоронах.
Разум у Тапа был еще проворнее пальцев, но и ему не хватило сноровки избежать кабалы. Уже в тысячный раз он пожалел, что был таким сорви-головой, когда только приехал в Лондон.
Ему еще тогда сказали, что хороший, качественный гламор – тончайший порошок, позволяющий любому фэйри прятаться от обычных, не отягощенных ясновидением человеческих глаз под любой личиной (штука, необходимая в Лондоне, если хочешь выжить) – можно раздобыть только в одном месте. Все это железо, из которого люди строили себе дома в большом городе, сводило на нет естественные
