Впереди с грохотом отлетел люк, выходящий на крышу; Тап уже почти хватал дичь за пятки. Лондонское небо было затянуто дымом от извергавшихся труб. Вор уже был на самом краю, но бега не замедлил и не остановился, а диким прыжком, размахивая руками, покрыл пропасть до соседней крыши. Тап с легкостью перепрыгнул следом. Тут преследуемый очень удачно запнулся о подол пальто и растянулся плашмя. Фэйри приземлился аккурат ему на спину, пригвоздив к крыше.
– Знатная вышла погоня, – выдавил он, переводя дух. – Но тут перед нами встает новый вопрос – о том, что принадлежит мне.
Он рывком перевернул вора навзничь, ожидая увидеть тонкое личико эльфа или мохнатую бурую мордочку боггарта… – в общем, что угодно, только не перепуганного шестнадцатилетнего человеческого мальчишку. Тап даже отпрянул от удивления.
Дитя! Людское дитя! Да как такое возможно? В голове у него все смешалось, но глазам хочешь не хочешь приходится верить. Если так рассудить, в этом даже есть свой смысл: а иначе с какой стати волшебные часы не показывали ни одну из его краж?
Мальчишка свирепо воззрился на Тапа.
– И кто же ты у нас такой? – Тап поставил ногу ему на грудь, прижав в крыше. – Седьмой сын седьмого сына? Или у тебя куриный бог есть?
– Ты о чем вообще толкуешь?
– Откуда у тебя Видение?
Паренек смущенно заулыбался.
– Да сажа в глаза попала. Работал туточа подручным у трубочиста, лет несколько назад, на одного мужика – уж он и ругаться горазд был! все грозил мне пятки поджарить, если я буду недостаточно быстро по трубам лазить, – мальчик уныло качнул головой. – Ну, и застрял вдругорядь. Что-то пролезло поверх меня вверх, да только не крыса. Впору подумать, что… нет, не вы, сэр. И вот оно вылазит и роняет мне чуток сажи на лицо, а я ну глазами моргать и вижу: маленький такой мужичок за край трубы выбирается. Ну, вот с тех пор и блазнится мне всякое.
Брауни, ясное дело. Прячутся по трубам холодными утрами. Мелкие бедокуры, все к человечьему жилью поближе льнут. Накидать праха со стоп в глаза – чем не волшебное снадобье, так же отлично работает.
Тап внимательно осмотрел поимку. Мальчишка был худющ и весь потонул в пальто; волосы темные, зато глаза зеленые, что твой клевер. Помыть чуток и выйдет пригоженький – таких Благой двор любит себе в игрушки брать.
– Имя-то у тебя есть?
– Линд.
– Ага.
Тап протянул руку. Отрок осторожно уцепился за нее и встал.
– Ну, что теперь? Ты не собираешься меня проклинать?
– Теперь у нас с тобой есть одна проблемка. Если бы тутошние прознали, что человек грабит Народ… – Тап даже поморщился от этой мысли. – Короче немало ваших ждал бы скверный конец.
Он снял шляпу и многозначительно поскреб в затылке.
– Но если вернешь то, что украл у меня, я, пожалуй, тебя отпущу и сохраню этот маленький секрет промеж нас.
– Да я бы и рад, сэр, если б только мог – честно. Да только все уже продал или в карты продул. Едва вот сумел пальто на себе оставить и эту вон безделушку, – он вынул сверкающую монетку. – Уж больно хорошенькая, духу не хватило ее прозакласть.
Тап вынул у него из пальцев смех.
– И это все, что у тебя осталось? – горестно пробормотал он.
Чтобы собрать новый выкуп, уйдут годы. Горбатиться ему теперь на Василька вечно… вечно шнырять по клоакам с троллями и якшаться с отбросами города.
– Ах ты, желтобрюхий, злошатучий дурень! Я бы на твоем месте насчет магистратов не волновался, сначала мы сами с тобой разберемся. Плясать у нас будешь, пока ноги в кровь не сотрешь! Брюхо-то у тебя пораспухнет, глаза-то повыскочат!
Он ткнул мальчишку несильно в живот.
– Нет, сэр! Молю вас, сэр! Дайте мне несколько дней, и вам все возмещу. Я ведь взломщик – первый класс, мастер-домушник! – Линд даже грудь свою тщедушную выпятил. – Да вы кого угодно спросите вокруг Собачьей Канавки или Уайтчепела! Нет такого дома, чтоб я вовнутрь забраться не смог. Пару ночей на работу и все будет тип-топ!
Тап пораскинул мозгами. Вообще-то он мало что мог, разве что надоедать мальчишке до конца его дней – он даже удивился, что тот предложил какое-то возмещение. Раньше ему люди встречались все больше тупые да трусоватые. Видать, не все с этим племенем так уж плохо.
– Хороший взломщик, говоришь?
Линд расплылся в улыбке.
– Ага. Лучшего не найти!
Такой апломб Тапа позабавил. Мальчонке и правда требовалось изрядно мастерства, чтобы провернуть все эти кражи. Может, и есть еще шанс… Наверняка у Василька целое состояние в наличных после продажи всего наворованного добра. Достойная выйдет месть, если парень вломится к нему и умыкнет достаточно монет, чтобы оплатить его, Тапа, долг, – и тогда быть Тапу свободным от службы, а спригган и оглянуться не успеет!
– Ну, коли ты и правда хочешь возместить убытки, встретимся тут же завтра ночью.
Линд кивнул и, крепко схватив фэйри за руку, пожал ее.
– Спасибо вам, сэр! Ждать себя не заставлю.
Тап проводил его взглядом и попробовал уговорить себя, что беспокоиться ни к чему. Но довериться кому-то не из своих…
Тап знал, что каждую ночь после полуночи Василек столуется на свалках, где городской хлам и отходы просеивают на предмет всякого ценного, горстями глотая там песок и угольную пыль.
Следующим вечером, попозже, он привел Линда к барахольной лавке.
– Мы же через парадную дверь не пойдем, правда?
– Еще чего. Пробовал уже, несколько лет назад. Она охраняется. Подымет тревогу, и Василек тут как тут.
Тап провел паренька за угол. Стена там была из крошащегося кирпича: опасно по такой лазить. Единственный во всем доме, окромя входной двери, проем – высоко, под двускатной крышей – закрывали старые, покоробленные ставни.
Отрок расстегнул свое выдающееся пальто, извлек фомку – короткий лом, овеянный дурной медвежатной славой – и играючи крутанул в руке.
– Проще простого!
– Может, и так. Если только нас не поймают и не сотрут в порошок.
Юная физиономия мигом посерьезнела. Линд выскользнул из пальто, оставшись в вытертой до дыр льняной рубахе и такого же свойства штанах. Сунув фомку в задний карман и потерев хорошенько ладони для тепла, он решительно шагнул к стене и отыскал зацепку в осыпающейся известке у себя над головой.
Тап наблюдал за восхождением и дивился проворству мальчишки. Даже когда рука его промахнулась мимо трещины и соскользнула, он остался спокоен и мгновенно выправился, перенеся вес на другую ногу. Вскоре он уже был возле самых ставней