– Это все мне известно, – перебила Томаса. – Скажи лучше то, чего я не знаю.
Роза покачала головой.
– Я тебе не мананамбаль[52] – я просто знаю сказки. Его любовь увянет; он забудет твою сестру, и тогда она поправится.
Томаса поджала губы в тонкую черту.
– А что если нет?
– Прошло пока лишь два дня. Сохраняй терпение. За такое время даже простуду не вылечить.
Но два дня обратились в три, а там и в четыре. Мама сдала билет и должна была прилететь во вторник. От отца вестей так и не пришло. К воскресенью Томаса поняла, что ждать она больше не может. Она пошла в сарай и взяла там мачете, потом повесила свою золотую Деву Марию на цепочку и застегнула на шее. Украдкой отправилась она к тамариндовому дереву, хотя ноги не желали двигаться, будто свинцом налитые, а в животе отчаянно урчало.
Днем дерево смотрелось пугающе нормальным. Листья зеленые, облито солнцем и все жужжит от мух.
Она взвесила на руке мачете.
– Пусть Эва выздоровеет!
Листья шорохнулись под ветром, но никакого эльфа не появилось.
Она размахнулась и ударила. Нож застрял в стволе, отколов кусочек коры, зато рука соскользнула с рукояти, и лезвие расссекло ей ладонь. Томаса отпустила мачете и уставилась на неглубокий порез, сразу налившийся кровью.
– Слабо́, – сказала она, вытирая руку о джинсы. – В следующий раз придется постараться получше.
Она выкорчевала клинок из дерева и замахнулась еще раз. Однако хватка, видимо, оказалась слабовата – как еще объяснить, что мачете вырвалось у нее из рук, не закончив дуги, и улетело в кусты у ручья?
Томаса потопала в ту сторону, но не нашла ни следа ножа в густых зарослях.
– Отлично! – закричала она дереву. – Просто отлично!
– Ты что, боишься меня? – сказал голос у нее за спиной, и Томаса быстро развернулась.
Эльф стоял по колено в траве и держал в руке ее мачете.
Она снова онемела. От дневного света он выглядел еще более чуждым, ненормальным. Глаза блестели, а волосы словно бы шевелил легкий ветер – будто эльф стоял под водой.
Он шагнул к ней, ступая по тени.
– Говорят, это к несчастью, рубить дерево, где живет энканто.
Томаса подумала о золотом медальоне на шее и шагнула навстречу – в пятно солнца.
– Значит, мне повезло, что ты потерял лишь кусочек коры.
Он фыркнул и, казалось, собрался улыбнуться.
– А если я скажу тебе так: все, что ты сделала дереву, ты сделала духу?
– С тобой на вид все в порядке, – возразила она, отступая к мосту.
Так и есть. Это у нее кровь идет.
– Ты либо отважна, либо глупа, – он протянул ей нож рукояткой вперед.
Чтобы взять, ей пришлось бы подойти ближе к нему, в тень.
– Ну, значит, пусть будет глупа, – пожала плечами она. – Но не настолько глупа.
Она быстро перешла мост, так и оставив его с мачете в руке.
По дороге домой сердце у нее колотилось, как барабан.
Ночью, уже лежа в постели, Томаса услышала далекую музыку. Она повернулась к окну, и снаружи на нее глянула полная луна. Она быстро встала, оделась потемнее, тщательно застегнула на шее золотую цепочку. Держа туфли в руках и тихонько шлепая босыми пятками по дереву, она прокралась вниз по ступенькам.
Она найдет мананамбаля, чтобы снять проклятие энканто. Она сама отправится на ночной базар.
Кладбище располагалось на краю города, куда не доставали линии электропередач. Луна озаряла дальние рисовые поля; в крытых листьями хижинах мерцали керосиновые лампы. Цикады трещали с деревьев и из-под ног, колючие бальзамины-недотроги сворачивались на каждом шагу.
Ближе к кладбищу громко и узнаваемо орал японский синти-поп, горели какие-то огни. Двое мужчин с пулеметами на плече стояли у мраморных ступеней. Среди деревьев поодаль прятался генератор, от него толстые черные провода тянулись к прожекторам заливного света, водруженным на могилы. Прямо поверх погоста раскинулся базар; складные столы тонули под тряпками и утварью; среди надгробий на корточках сидели люди.
С такого расстояния они не выглядели ни эльфами, ни ведьмами, ни вообще чем-то сверхъестественным. Но грубой она показаться не хотела. Отцепив с шеи Деву Марию, Томаса сунула ее в рот. Соль пота на языке… Она постаралась поудобнее пристроить медальон за щекой.
Томаса ждала, что пулеметчики сейчас ее остановят, но они не удостоили девочку даже взглядом. За крайним столом человек наигрывал какую-то мелодию на носовой флейте. Он улыбнулся ей, и она попыталась ответить тем же, хотя зубы у него были необычно длинные, а улыбка – пожалуй, самую чуточку широковата.
Торговцы сидели на корточках перед своими корзинами и окликали Томасу, когда она проходила мимо. Груды золотых манго и папай бледно отсвечивали в лунном сиянии. С веревки свисали скверно пахнущие дурианы. Баклажаны и пурпурный ямс выглядели совершенно черными и странными, а куча имбирных корней казалась бесформенными куколками-калеками.
На другом столе козьи трупы распластались, как одеяла. В просторной бамбуковой клетке, как безумные, скакали лягушки. Рядом раскинулась коллекция яиц, каких-то чересчур узких и кожистых для куриных.
– Это что такое? – машинально спросила Томаса.
– Змеиный балют[53], – отвечала старуха за столом, сплевывая красным в грязь.
Женщина просто жует бетель, сказала себе Томаса. Многие люди жуют бетель, ничего необычного в этом нет.
– Змеиные вкуснее, – продолжала торговка. – Лучше вороньих, но и те у меня тоже есть.
Томаса поспешно попятилась от стола, но быстро взяла себя в руки. Ей нужна была помощь, а эта женщина вступила в разговор.
– Я ищу мананамбаля, который смог бы снять проклятие энканто с моей сестры, – сказала она.
Старуха ухмыльнулась, приоткрыв испачканные багряным зубы, и показала на самое большое строение кладбища.
– Ищи человека, который продает зелья.
Томаса двинулась в том направлении. Возле открытой могилы какие-то люди спорили о ценах перед столами, сплошь заваленными оружием. Женщина с зубами, белыми, как мякоть кокоса, улыбнулась Томасе. Одна ее рука обвивала мужчину, а тело выше талии парило в воздухе. Ниже талии никакого тела не было. Влажные внутренности болтались под подолом расшитой бисером блузки при каждом движении.
Томаса повертела золотой кулон на языке; руки у нее слегка затряслись. Никто не обращал на половинчатую женщину никакого внимания.
Целая шеренга девушек в облегающих платьях прислонилась к внешней стене склепа. У одной кожа была, пожалуй, слишком бледна, а ступни другой были вывернуты назад. Некоторые до странности напоминали ей знакомых девчонок из города, но когда Томаса проходила мимо, они провожали ее совершенно пустыми взглядами. Томаса поежилась и продолжила путь.
Она шла мимо прилавков с рогами и порошками, с наркотическими зельями и талисманами. Там были свечи, натертые каким-то густым бальзамом, и маленькие глиняные статуэтки, обмотанные прядями волос. Некий мужчина сидел перед столом, где на небольшой жаровне курилось несколько железных горшков.
Пар так и подымался из них,
