Он поднял глаза. Его длинные волосы пестрели сединой, а когда он улыбнулся, Томаса заметила сверкнувший золотом зуб.
– Вот в этом – тысяча трав, сваренных на кокосовом масле, – сообщил он, показав на один из горшков. – Аплас[54] излечит что угодно. А это гайюма, – он показал на другой. – Для любви или для удачи.
– Лоло, – сказала она, слегка склонив голову. – Мне нужно что-то для моей сестры. Энканто влюбился в нее, и теперь она больна.
– Чтобы снимать проклятия, нужна сумпа – противоядие.
Он ткнул пальцем в третий горшок.
– Сколько? – спросила Томаса, потянувшись к карману.
– Ты разве не хочешь сперва убедиться, что я не шарлатан? – его улыбка сделалась еще шире.
Томаса замерла, не зная, что ей делать дальше. Какой ответ – правильный?
– Что у тебя во рту? – тем временем спросил он.
– Просто косточка. Я купила сливу, – соврала она.
– Не стоит есть здесь фрукты, – упрекнул он, протягивая руку. – Плюнь-ка. Дай, я погляжу.
Томаса помотала головой.
– Давай, – улыбнулся он. – Если ты не доверяешь мне даже в такой малости, как ты можешь доверить мне лечить твою сестру?
Томаса еще немножко поколебалась, но тут перед глазами у нее встала Эва, бледная и одновременно раскрасневшаяся. Она сплюнула золотой кулон в протянутую ладонь.
Он хихикнул, но звук в горле вышел какой-то совсем сухой.
– А ты умнее, чем я думал.
Непонятно, радоваться такому комплименту или нет?
Палец мананамбаля выстрелил вперед и тронул ее лоб каким-то маслом. Ноги у нее подкосились.
– Что ты сделал? – как-то сумела спросить она; голос тёк густо и медленно, как пар над котлом.
– Ты такой превосходный кусочек плоти, даже вот с этим лицом. Я получу больше, чем смогу пустить на тысячу зелий.
Томаса ни слова не поняла – бред какой-то! Голова у нее начала кружиться, ужасно захотелось сесть прямо в грязь и посидеть немного спокойно. Но золотозубый уже схватил ее за руку и потащил прочь от своего прилавка.
Она поковыляла за ним и почти сразу же налетела на какого-то парня в широкополой соломенной шляпе, который бежал по торговому ряду. Парень подхватил ее, и его глаза зеленее травы вдруг оказались совсем близко.
– Ты, – пробормотала она тягучим, как сироп, голосом, и тут же споткнулась и упала на четвереньки.
Кто-то на кого-то кричал, но это было совсем не плохо, потому что, по крайней мере, никто не заставлял ее встать. Цепочка упала на землю рядом с ней, и Томаса страшным усилием заставила себя накрыть ее ладонью.
Эльф толкнул мананамбаля; что он говорил, она все равно не поняла, потому что все слова у нее слились воедино. Старик зашатался, а потом схватил энканто за запястье и впился ему в руку золотым зубом.
Эльф ахнул от боли и опустил кулак тому на голову, так что старик опрокинулся навзничь. Укушенная рука безвольно повисла вдоль бока.
Томаса кое-как поднялась на ноги, борясь с этой жуткой вязкостью в теле, которая вот-вот грозила взять над ней верх. Что-то не так… Это зельевар сделал с ней какую-то гадость. Она устремила на него узкий и яростный взгляд.
Мананамбаль осклабился, сверкая зубом в свете прожекторов.
– Пошли, – скомандовал он и протянул руку.
– Отстань от меня, – едва смогла выдавить она, пятясь назад и падая.
Энканто поймал ее на лету здоровой рукой.
– Оставь ее в покое, – предупредил он старика, – или я прокляну тебя. Будешь слепой, хромой, а то и чего похуже.
– Я сам снимаю проклятия, забыл, дурак? – расхохотался тот.
Эльф схватил со стола пустую бутылку «Джим Бима», разбил о край, так что в руке у него осталось зазубренное горлышко, и улыбнулся очень нехорошей улыбкой.
– Тогда я не стану утруждать себя магией.
Старик умолк. Вместе Томаса и эльф кое-как выбрались с рынка. Когда музыка стихла вдали, они повалились под деревом балете.
– Почему? – спросила она все еще слегка пьяно.
Он опустил глаза и помолчал, и лишь потом ответил.
– Это было храбро – отправиться на ночной рынок одной, – он издал короткий смешок. – Если бы с тобой что-то случилось, виноват был бы я.
– Я-то думала, это просто глупо, – пробормотала она; Томаса и правда чувствовала себя глупой донельзя. – Пожалуйста, давай с этим покончим. Пусть моя сестра поправится.
– Нет, – ответил он, внезапно вставая.
– Если бы ты правда ее любил, ты бы ее вылечил, – упрекнула Томаса.
– Но я ее не люблю, – просто сказал энканто.
Томаса совсем растерялась. И что, спрашивается, делать с таким заявлением?
– Тогда зачем ты ее мучаешь?
– Сначала я хотел ее наказать, но сейчас мне это неинтересно. Ты пришла ко мне, потому что она заболела… – сказал он с застенчивой улыбкой. – Я хочу, чтобы ты и дальше ко мне приходила.
Томасу как обухом ударили. Шок, ярость и жуткое, опасное наслаждение смешались и почти лишили ее дара речи.
– Я больше никогда не приду! – закричала она.
– Придешь, – ответил энканто.
Он схватился за ветку, подтянулся, взлетел, потом забрался еще выше, и, наконец, густая зеленая крона скрыла его с глаз.
– Я тебя никогда не прощу! – Томаса собиралась прокричать это, но получился только шепот.
Ей никто не ответил. Дул тихий ночной бриз; где-то вдалеке играло радио.
Руки у нее дрожали. Она машинально посмотрела вниз и увидела болтающуюся на пальцах золотую петлю.
И тут в голову ей пришел план – совершенно неожиданно, просто взял и пришел. Невозможный, абсурдный план. Она спрятала цепочку в кулаке и сжала покрепче, так что она врезалась в мякоть. Ноги сами нашли дорогу через кусты и заросли вьюна и понесли ее через весь город к тамариндовому дереву.
Когда она добралась туда, эльф сидел на нижней ветке. При виде нее он слегка выгнул брови, но все равно улыбнулся. Она ответила тем же.
– Я вела себя грубо, – сказала Томаса, надеясь, что виноватое выражение у нее на лице сойдет за следствие того, что она сделала, а не за причину того, что только собирается. – Прости меня.
Он спрыгнул вниз, придержавшись рукой за ствол.
– Я рад, что ты пришла.
Томаса подошла поближе и осторожно потрогала то место, куда его укусил старик на базаре (хоть бы он не заметил, что другая рука сжата в кулак).
– Как твоя рука?
– Отлично, – сказал он. – Слабовата. Но я уже немножко могу ей двигать.
Она собралась с духом, посмотрела ему в глаза и скользнула выше, по локтю, до плеча, к шее. Зеленые глаза подозрительно сузились.
– Ты чего это? – осведомился он. – Вот сейчас ты ведешь себя странно.
– Правда? – нужно какое-то правдоподобное объяснение. – Наверное, это зелье пока не выветрилось.
Он покачал головой. Черные волосы прошелестели по ее руке, и кожа пошла мурашками.
Она подняла другую руку и обвила обеими руками его шею.
Он
