И тогда одним быстрым движением она обмотала его горло цепочкой, словно золотой гарротой.
Стоило ей застегнуть замочек, как энканто задохнулся. Томаса попятилась, наступая на толстые древесные корни. Он вскинул руки, но золота коснуться не посмел.
– Что ты наделала! – прохрипел он.
Она присела на корточки и быстро отползла от него подальше.
– Освободи мою сестру от проклятия, – голос даже ей показался холодным, как лед.
Вообще-то она и сама не очень понимала, что сделала.
– Я в своем праве! Она меня оскорбила, – эльф тяжело сглотнул через удавку.
Оскорбила его? Томаса чуть не расхохоталась. Только эльф мог дать одной девчонке ударить ножом в его дерево, а другую проклясть за оскорбления.
– Я не сниму цепь с твоей шеи, пока ты не вылечишь ее.
Зеленые глаза полыхнули гневом.
– Пожалуйста, – добавила Томаса.
Он опустил глаза. Выражение лица стало непроницаемым.
– Когда ты придешь домой, ей уже будет лучше, – пробормотал эльф.
– Откуда мне знать, что ты говоришь правду? – она шагнула ближе.
– Сними это с меня! – потребовал он.
Томаса хотела сказать что-то еще, но слова застряли в горле. Она протянула руки и расстегнула цепочку. Она понимала, что теперь самое время бежать. Она побила его на его же поле и если останется, он точно проклянет – на сей раз ее. Но она почему-то не двинулась с места.
Он смотрел на нее, оба молчали.
– Это было… – начал он.
– …точно к несчастью, – закончила она.
Он в ответ расхохотался, коротким мягким смешком, от которого ее щекам сразу сделалось жарко.
– Ты правда хотел, чтобы я пришла снова?
– Правда, – ответил он, фыркнув.
Она застенчиво улыбнулась. Смяв цепочку в кулаке, она выкинула ее куда-то в сторону ручья.
– А знаешь, – сказал он, беря ее руку и возлагая себе на плечо. – Когда ты положила руку мне вот сюда, я подумал, что ты хочешь меня поцеловать.
Тут жарко стало уже всему лицу.
– Возможно, я жалею, что не сделала этого.
– Тогда еще не поздно, – возразил он.
Губы у него были кислы на вкус, но поцелуй – очень теплый.
Когда Томаса добралась до дома, небо уже порозовело, а на деревьях начали орать птицы. Эва уже проснулась – она сидела за столом и завтракала яичницей. С виду она была совершенно здорова.
– Ты где была? – спросила Роза, наливая ей еще одну чашку. – И где твой кулон?
Томаса пожала плечами.
– Должно быть, потеряла.
– Поверить не могу, что ты где-то шлялась всю ночь, – Эва заговорщически улыбнулась сестре.
– Мананамбаль, – прошептала Роза себе под нос, возвращаясь на кухню.
Томаса чуть не спросила, что она имеет в виду, но вовремя осеклась. В правде сейчас смысла было не больше, чем в чьих-нибудь выдумках.
У себя, наверху, Томаса вынула из ящика шкафа раздавленный тамариндовый стручок. Как он там сказал в первую встречу: тот, кто съест это, полюбит тебя? Она поглядела в зеркало, на свое родимое пятно, яркое, как кровь, на исцелованные губы, на расползающуюся по физиономии совершенно неуместную улыбку.
Тщательно счистив скорлупу, она высвободила уже подсохший плод из сетки жилок. Кусочек за кусочком она отправила в рот сладкую коричневую мякоть и проглотила.
Холли Блэк провела свои самые ранние годы в разваливающемся викторианском особняке, где матушка упорно кормила ее книгами о фэйри и сказками о призраках. Результатом стал ее первый роман Tithe: A Modern Faerie Tale. Он был опубликован в 2002 году и немедленно получил два блестящих отзыва и титул «Лучшей книги для юных взрослых» от Американской литературной ассоциации. Далее последовал роман-сериал для молодой аудитории «Хроники Спайдервика», написанный в соавторстве с Тони Дитерлицци и вошедший в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Сейчас Холли частенько можно встретить на заброшенных станциях нью-йоркского метро, где она собирает материал для нового проекта.
Веб-адрес Холли Блэк: www.blackholly.com
От автораОказаться в антологии Эллен Датлоу и Терри Виндлинг – для меня большая честь, потому что в свое время одна из таких антологий изменила направление моей карьеры. Я планировала преподавать и уже даже расписала свой последний учебный семестр. Как-то вечером, листая очередной выпуск «Лучших фэнтези и страхов года», я вдруг поняла, что все эти писатели, иллюстраторы и редакторы, которыми я так восхищаюсь, на самом деле друг друга знают. Они – друзья. Я немедленно (и, возможно, слишком поспешно) вычеркнула все мои педагогические курсы и набрала вместо них литературные.
Взявшись писать «Ночной базар», я лишь смутно представляла себе, куда направляюсь, но детали мозаики тут же стали складываться сами. Гоблинский рынок Кристины Россетти подбросил мне идею названия и помог нарисовать сам базар, но по большей части история родилась из сказок о древесных духах, которые мне рассказывали свекровь-филиппинка и ее друзья. Самой приятной стороной работы над «Базаром» оказалась возможность позвонить кому-нибудь посреди ночи с вопросом, как выглядит трава в Аламиносе, или с просьбой перевести мне пару строк диалога на тагалог. Потом я, конечно, звонила еще через неделю и сообщала, что вымарала эту сцену и теперь мне нужно что-то совершенно другое. К счастью, свекровь на меня не в обиде.
Холли Блэк
Никогда-никогда
Гниющий труп корабля на белом пляже у бухты смотрелся уродливо и неуместно, как сбитый машиной на шоссе зверь – в каком-нибудь бальном зале. Трухлявые балки невпопад торчали из песка, гнилые канаты повываливались из проржавевших гнезд, клочья парусины прихотливо драпировали полуразвалившийся остов. Крошечные крабы сновали в пасть и из пасти изъеденной, наполовину погребенной пушки.
Чайка припрыгала с рангоута, чтобы изучить крабов получше, но, заслышав тонкий звон с моря, поскорее взлетела на ближайшую пальму.
Над самой поверхностью умопомрачительно синей воды полыхнула вспышка, которая вполне могла оказаться и просто отражением яркого тропического солнца в случайной волне. Птица подозрительно разглядывала происходящее, на всякий случай не покидая пальмы. Звон тем временем вырос, сделался громче, а источник света двинулся вокруг корабля и обогнул его раз… другой… третий.
Дерево в песке дрогнуло, поежилось, а потом во внезапной спешке балки бросились менять цвет с выветренно-серого на свежесрубленный желтый, распухли, поквадратнели, взмыли из пляжа в вихре песка и мигом образовали идеальный скелет корабля. Железные и бронзовые детали стряхнули десятилетия ржи, поднялись стайкой в воздух и вернулись на свои законные места, сияя, будто отполированные. Сотни дряхлых лоскутьев сбили соленую корку, слетелись вместе, сшились и распахнулись хлопающими крыльями парусов, после чего вздернулись на реи, где снасти уже сновали взад и вперед, как сотня челноков в сотне обезумевших станков, восстанавливая гордое судно во всем его былом великолепии. Мгновение оно парило над водой, после чего мягко, вальяжно опустилось в самом центре залива. Якорь поднялся со дна. Бухта веревки с палубы развернула кольца, проделась сквозь его ушко, и умело завязалась узлом. Якорь нырнул под воду, и корабль безмятежно закачался под жарким солнцем, словно слыхом не слыхивал ни о
