Так… Красвелл не может ни осмыслить мое появление, ни пренебречь им, вот и пытается включить меня в свою сказку. Ну, пока это даже забавно – попробую поиграть на его поле. Он еще не знает, какое у меня воображение!
– Мои верные союзники, – говорил тем временем Красвелл, – великодушные Доки с Синих Холмов, все полегли в кровавой битве. Мы вместе должны были одолеть неисчислимые опасности на Равнинах Истака и вместе обрести великую славу, обретая Алмаз, но увы… Хотя все это тебе, конечно же, ведомо?..
– Еще бы, – согласился я. – И что дальше?
Красвелл, словно прислушавшись к чему-то, резко повернулся и взмахнул рукой.
– Взгляни, Магистр, – пробормотал он. – Ибо это зрелище вселяет страх даже в мое сердце – Гарор возвращается в битву, ведя свой ужасный легион Лакросов, чудовищных порождений Сверхмира, вступивших в противоестественный союз с Темным разумом. Они неуязвимы для смертного, но им возможно противостоять Мечом и волшебным оружием Нельпара Семилунного. Мы сразимся с ними вдвоем!
По широкой зеленой равнине мчалась орда… как бы это сказать… порождений Сверхмира. Рассказать о них как следует я не берусь: не тот у меня словарный запас, чтобы живописать красвелловские фантазии.
Здоровенные, трясущиеся, словно студень, твари, истекающие гноем, они частью летели, частью скакали прямехонько к нам. Одно скажу: мне как-то сразу потребовалась плевательница. Она сейчас же явилась – вместе с умывальником, полотенцем и всем прочим, – но я опрокинул ее и изо всех сил попытался сосредоточиться.
…Телефонная будка получилась немного расплывчатой, но когда я влетел в нее и набрал короткий номер, там ответили сразу же.
– Полиция? Патрульную группу ко мне, и побыстрее!
Я вышел из будки. Красвелл все это время вертел мечом над головой и испускал воинственный клич, готовясь встретить нападающих.
За моей спиной взвыла полицейская сирена. Полдюжины мощных патрульных машин с визгом затормозили возле нас, взметнув зеленую пыль. Я могу без всякого напряжения представить себе нью-йоркский полицейский отряд – эти были что надо. Подбежавший ко мне сержант тоже был что надо: Майкл О’Фаллин – самый дюжий, самый славный и самый рыжий полисмен, какого я только знаю.
– Майк, – сказал я, – займись!
– Работенка не из самых приятных, но ребята управятся, – ухмыльнулся он и пошел командовать.
Красвелл растерянно смотрел, как полицейские растягиваются в цепь; потом пошатнулся и закрыл лицо руками.
– Безумие! – вскричал он. – Что за безумие! Что вы делаете?..
Вся сцена вдруг дрогнула. Единственное красное солнце мигнуло, зеленая равнина побледнела, и на миг сквозь нее проступили контуры двух больничных коек с лежащими на них телами. Но тут Красвелл открыл глаза.
Метрах в двадцати от блюстителей порядка чудища начали уменьшаться в размерах. Докатившись до полицейских, они уже были не выше человеческого роста и вполне поддавались обычному для таких случаев обращению. Когда удары дубинок посыпались на их рогатые головы, они без дальнейших сложностей позволили затолкать себя в машины. Взревели моторы – и равнина опустела.
Майкл О’Фаллин, однако, не исчез. Я сказал ему:
– Спасибо, дружище. Ты как насчет пары бесплатных билетов на завтрашний матч? Загляни ко мне попозже!
– Самое что надо, Пит. Завтра я как раз выходной. Э, а как я домой-то доберусь?
Я открыл дверь телефонной будки.
– Давай сюда!
Сержант вошел и благополучно растворился. Я повернулся к Красвеллу.
– Велико же твое колдовство, о Семилунный! Дьявольские творения Гарор ты ниспроверг творениями собственного разума!
Он уже и это пристроил к своему роману.
– Теперь вперед, о Нельпар, вперед, к Твердыне Змея, что лежит в тысяче локспанов отсюда, за зеленопламенными Равнинами Истака!
– А как насчет Алмаза?
– Алмаза?..
Он, верно, столько сил потратил, приплетая меня к сюжету, что начисто забыл об Алмазе, который должен был повергнуть Змея. Ну я больше и не стал напоминать.
Однако тысяча локспанов по зеленопламенным Равнинам – это меня не вдохновляло, за сколько бы он ни считал свой локспан.
Я сказал:
– Ну что ты все себе усложняешь, Красвелл?
– Имя мое Мултан, – уточнил он с неимоверной гордостью.
– Мултан, Султан… да хоть Бифштекс-с-Луком, если у тебя страсть к такой абракадабре. Придумывай себе хоть десятиэтажные клички, только скажи: почему ты вечно все усложняешь? Надо тебе ехать – для этого есть такси. Трудно свистнуть, что ли?
И я свистнул. Тут же подкатил потрепанный желтый «форд» – словно только что с какой-нибудь нью-йоркской улицы. И мешковатый небритый шофер – копия того угрюмого хмыря, что вез меня сегодня утром.
Вряд ли найдется на свете что-либо прозаичнее нью-йоркского такси с этаким водилой. Лицо Красвелла приобрело цвет равнин Истака, а сами зеленопламенные равнины затряслись, словно в неисправном телевизоре – так он старался загнать это такси в свои фантазии.
– Что за новые чары? Велико твое могущество, Нельпар! Воистину ты…
Он поперхнулся и полез в машину. Бедняга прямо дрожал от усилий удержаться в своей волшебной стране, нелегко ему было – я ведь прямо в нос ему совал реалии нашего здравого, хоть и бесцветного мира.
Мне даже жалко его стало, но жалей-не жалей, а единственный способ вытащить его упирающееся «я» назад в действительность – это дать ему развернуть всю свою фантазию, а потом окатить, как холодной водой, непобедимыми фактами.
Опасная это была мысль – для меня опасная.
Тысяча красвелловских локспанов кончилась кварталов через десять: может, ему просто не терпелось расстаться с несуразным для его мира средством передвижения. Он протянул бронзовую руку над плечом шофера:
– Смотри же – перед тобой оплот Змея!
Оплот подозрительно смахивал на гигантский свадебный торт, выпеченный Сальвадором Дали из ярко-красной пластмассы: десяток ярусов в полмили толщиной каждый, верхние уже нижних – и все это спиралью ввинчивается в желтое небо.
Такси въехало в широкую тень и затормозило у бездонной пропасти, окружавшей нижний слой торта. Поперечник этого бесподобного сооружения был не меньше двух миль. А может, и трех. Или четырех. Что нам, сновидцам, миля-другая?
Красвелл встрепенулся и поспешно выскочил из машины. Меня что-то вслед за ним не тянуло.
Шофер повернулся и буркнул:
– Полтора доллара.
Квадратная небритая челюсть, низкий лоб, грязнорыжие волосы из-под фуражки.
Я сказал:
– Больно много хочешь. Ехали-то всего ничего!
– Счетчик видишь? – процедил он, нависая над спинкой сиденья. – Или, может, ты такой непонятливый, так я объясню.
– Да чтоб ты провалился! – пожелал я от души.
Он и провалился. Вместе со своим «фордом» (бывали в моей жизни минуты, когда этого так не хватало!). Зеленый песок мигом сомкнулся.
Мой гладиатор только рот раскрыл.
– Извини, – сказал я ему, – видишь ли, и у меня бывают приступы эскапизма. Валяй
