Празднества начались около полудня. Я доел две последние сливы и обнаружил на дне корзины бутылку – судя по всему, с вином. Но рисковать не стал: в вино вполне могли подмешать Пойло.
До меня доносилась музыка. На берегу гремел оркестр, народ распевал псалмы. Потом оркестр внезапно умолк и толпа заревела:
– Да здравствует Мэрад! Мэрад – это Бык! Слава Шиду-Прорицателю!
Оркестр грянул увертюру к «Семирамиде». Ближе к концу музыкального вступления баржа вдруг вздрогнула и отошла от причала. Я не услышал ни стука мотора, ни скрипа паромных канатов. Баржа двигалась сама по себе – еще одно чудо Мэрада.
Увертюра завершилась бурным каскадом аккордов, и кто-то закричал:
– Аллегории – гип-гип-ура!
Толпа отозвалась троекратным возгласом восторга, и наступила тишина. Слышно было только, как волны бьются о борт. Некоторое время никаких других звуков я уловить не мог. Потом послышались тяжелые шаги. Я нырнул в мешок и замер. Кто-то подошел к мешку и сказал:
– Похоже, забыли завязать.
Я узнал рокочущий голос Аллегории.
– Ах, Алли, какая разница? Оставь ты его в покое, – отозвался женский голос.
Я готов был благословлять этот голос, если бы не одно обстоятельство: он принадлежал Алисе.
Я был в шоке. Но настоящий ужас охватил меня через минуту, когда в горловине мешка показалась зеленая четырехпалая лапа. Нащупав шнур, Аллегория стал затягивать горловину, и я увидел перед самым своим носом бирку, прикрепленную к шнуру. На ней было написано:
Миссис Дэниел Темпер.
…Я выбросил в реку останки своей матери!
Этот факт настолько ошеломил меня, что я на время позабыл о другом печальном обстоятельстве: мешок мой наглухо завязан, а у меня нет даже ножа. Похоже, мне суждено умереть от удушья.
Надо мной продолжал громыхать голос Аллегории:
– Как прошла встреча с сестрой, Пегги? Она обрадовалась?
– Конечно! Мы с ней расцеловались, как и подобает сестрам, не видевшимся три года. – Значит я перепутал голос Алисы с голосом Пегги Рурк. – Я ей сообщила обо всем, что случилось со мной. Она тоже начала рассказать о своих приключениях, но я сказала, что мне все известно. Она не могла поверить, что мы следили за ней и ее возлюбленным с той минуты, как они перешли принцу Зоны. Кстати, она очень переживает, что потеряла Темпера. Говорит, что не может без него и обязательно его найдет.
– Жалко, что мы упустили его след на Адамс-стрит, когда он удрал от Поливайнозела, – сказал Аллегория. – Окажись мы там минутой раньше – он был бы уже в наших руках. Впрочем, какая разница? Он ведь полезет разрушать Бутылку. Там его и возьмем.
– Если Темпер доберется до Бутылки, он станет первым, кому это удалось. Тот агент ФБР добрался только до подножия холма, помнишь? – спросила Пегги.
– Если кто и может добраться до Бутылки, – хмыкнул Аллегория, – то это Дэниел X. Темпер. Так говорит Мэрад. А он знает что говорит.
– Вот Дэн удивится, когда узнает, что каждый его поступок в Зоне имел кроме прикладного еще и символическое значение. И что мы буквально тащили его сквозь лабиринт аллегорий, – хихикнула Пегги.
Аллегория захохотал во всю мощь своей крокодильей глотки:
– Мне кажется, Мэрад переоценивает его способности. Вряд ли Темпер понимает иносказательный смысл приключившихся с ним событий. Например, он наверняка не понял, что вошел в Зону, как входит в мир ребенок, – беззубым и безволосым. Понял ли он, что встретил и победил того осла, который сидит в каждом из нас? Что одолел он его лишь тогда, когда отказался от мнимого оружия – фляги с водой – и стал полагаться лишь на собственные силы? Или, допустим, догадался Темпер, что Чокнутые Тарабары являются ходячим укором людям, возомнившим о себе слишком много?
– Он, наверное, помрет, когда узнает, что настоящий Поливайнозел за много миль отсюда, а под его маской скрывался ты, – прыснула Пегги.
– Ну, смысл этого символа он, надеюсь, понял, – заурчал Аллегория. – Поливайнозел – пример того, что богом может стать любой осел, не говоря уже о нормальном человеке. Если же Темпер не смог даже этого понять, то он изрядный болван.
Как ни странно, это я понял.
…Вдруг из винной бутылки, лежавшей на дне корзины, вылетела пробка, и меня окатило – чем бы вы думали – конечно же Пойлом.
Кровь застыла в моих жилах. Если они услышали хлопок пробки… Но, похоже, Пегги с Альбертом ничего не заметили. Аллегория громыхал как ни в чем. не бывало:
– Он встретил Любовь, Юность и Красоту – их нигде нет в таком изобилии, как в нашей долине, – в образе Алисы Льюис. Завоевать ее благосклонность оказалось делом непростым, ибо страждущему Любви, Юности и Красоты нужно преодолеть самого себя. Она отвергала его, дразнила, соблазняла – и чуть не свела с ума. Алиса желала его, но мучилась сомнениями. И Темперу пришлось одолеть свои слабости – комплексы, связанные с беззубостью и облысением, – чтобы добиться ее. И лишь тогда он понял, что его мнимые пороки в глазах возлюбленной были достоинствами.
– Как ты думаешь – он нашел ответ на тот вопрос, который ты задал ему, превратившись в осла?
– Не знаю. Я теперь склоняюсь к мысли, что сначала надо было превратиться в Сфинкса и задать ему наводящий вопрос. Темпер ведь наверняка знает, что ответ на вопрос Сфинкса простой, – это сам Человек. Да, Человек – это ответ на все древние как мир вопросы. Быть может, тогда Темпер догадался бы, к чему я клоню, спрашивая: «Что дальше, человече?»
– А если Темпер ответит на этот вопрос, он тоже станет богом?
– Вот именно что «если», – сказал Аллегория. – Мэрад утверждает, что Темпер стоит на несколько ступеней выше среднего обитателя Мэрадленда. Он реформатор по натуре, идеалист, для которого битва с ветряными мельницами – счастье. В нашем случае Темперу предстоит не только победить ветряные мельницы, которые крутятся в нем самом – неврозы и комплексы, – но и попытаться отыскать запрятанного в нем бога. И вытащить его на свет божий – хоть за волосы. Если Темпер это не сделает – он погибнет.
– Ой, нет! Только не это! – воскликнула Пегги. – я не знала, что Мэрад имел в виду именно это.
– Тем не менее, – зарокотал Аллегория, – именно это он и подразумевал. Мэрад говорит: Темпер либо обретет себя, либо погибнет, потому что не сможет мириться с положением рядового пожирателя Пойла, упивающегося бездельем и живущего по принципу «будь что будет». Он либо станет первым лицом в
