— Я не… — начал он, но чародейка не дала ему договорить.
— Адж, я женщина, — припечатала колдунья. — Да, я маг, но по–прежнему женщина. Я хочу, чтобы, когда мне захочется, меня обняли… чтобы рядом был человек, готовый меня обнять. А вместо этого жду, уговариваю себя, что все хорошо, что я нужна тебе, что можно потерпеть еще немного. Что я должна быть сильной и не жаловаться. Я все должна, должна… Скажи, Адж, кому и отчего вдруг я должна?
— Ты никому ничего не должна! — Аджит поднялся с ковра. Проклятье, если он не проявит твердости, он потеряет и ее тоже. — А я виноват, я знаю! Но и ты понимаешь, что не права.
— В чем же?
— Дыхание Бездны! У Лай был траур, она сама не в себе. Потом она собиралась, я должен был побыть с ней, с ребенком. А потом… я просто спал. Можешь злиться, обижаться, но я просто спал, два дня напролет.
Теперь пришел черед Джамилы искать слова.
— Ты никому не должна, — еще раз повторил Аджит. — Но ты тоже не забивала голову, что я думаю. Ты ведь знала, как я к тебе отношусь, всегда знала. Размышляла: ах, он не так уж плох… но это ты знала всегда, да? Да или нет?
Он подступил ближе — но, видно, слишком быстро. Или, наоборот, недостаточно: маг хотел взять руки Джамилы в свои, но успел поймать только одну ладонь. Щека вспыхнула от оглушительной пощечины.
— Не смей говорить со мной, как со служанкой!
— Джа…
— О да, я знала, как ты ко мне относишься. И что с любимой ты думаешь только о себе. Это я тоже знала всегда.
— Боги! Ты понимаешь, что не права.
— Конечно, не права. Всегда прав ты. Дело не в этом месяце, так было всегда.
Аджит почувствовал, как его щеки заливает краска гнева.
— Теперь ты разозлишься и еще луну будешь дуться на весь свет, — выплюнула чародейка. — Убирайся.
— Джамила…
— Вон, — просто произнесла она.
— Я надеюсь, ты одумаешься. Что мы оба одумаемся.
Это было глупо, это была сущая бессмыслица, и Аджит понимал, что сотрясает воздух. Колдунья просто смотрела на него, без слов, но взгляд ее не сулил ничего хорошего.
Он постарался не хлопнуть дверью, но, кажется, у него так и не получилось.
После Района Садов трапезная обители казалась затхлым каменным мешком. Она находилась в самой старой постройке Круга, даже в столице осталось немного старинных зданий и, наверное, ею стоило гордиться. Но после палат сановников, с панелями из яшмы и янтаря, с газовыми занавесями и бронзовыми жаровнями — это был мешок. Хоть бы даже и каменный.
Аджит давно не захаживал в трапезную, возвращаясь в обитель слишком поздно или, наоборот, слишком рано для ужина. Чародей предпочитал есть в своих комнатах, благо положение позволяло. Смотреть, как маги собираются в общем зале, как каторжники, было неприятно. Однако эти люди могли ему понадобиться. А значит, следовало напомнить о своем существовании.
Чародей подоспел, когда широкие двери отворились, раскрывая заставленный столами зал. Неофиты суетились, расставляя блюда, соусы и кувшины легкого вина.
Маги обслуживали себя сами: повара и уборщики, ткачи и секретари — все здесь были чародеями. Раньше и сам Аджит проходил служение в кухнях, среди блестящих котлов, огромных печей и утвари, все применения которой знал лишь главный повар. Подростку кухни казались огромным сказочным царством, где воздух пахнет вином, жареным мясом и пряностями. Занятно… То были тяжелые годы, но чародею они казались беспечными. Полноправные маги, что негромко переговаривались и обсуждали дневные заботы, виделись ему небожителями. Наверное, для неофита и он теперь выглядел внушительно: его ковва была черной в знак служения Первому, складки одежды скрывали костлявость фигуры, а высокий воротник поднимал подбородок.
Перехватив взгляд ученика, Аджит приветливо улыбнулся. Ты хочешь знать, о чем я думаю? На самом деле ни о чем…
Его место было в дальней части зала, на возвышении для высших чародеев. Кто там сегодня составит ему компанию?
Наджад, смотритель Зала Камня. Его люди работали на царских стройках, и оттого старик был ближе ко двору, чем к Кругу. Кадар, старший наставник. Этот отвечал за неофитов. Ученики в нем души не чаяли: за сальные шуточки, за ровный нрав и то, что некогда он объездил всю страну. После заточения байки старика стали единственным источником знаний о мире за стенами обители… И, наконец, Умар, еще один слуга Верховного. Он был совсем молод, но годы оказались к нему немилосердны. От сидения взаперти его кожа приобрела нездоровую бледность, а тщательно зачесанные волосы не могли скрыть плешь.
— А, слуга Первого? — заметил его Наджад. — Столько черных одежд навевают черные мысли, знаешь ли…
Видно, это была одна из его странных острот, поскольку господин камня засмеялся. Кадар поднял чашу, приветствуя собрата:
— Он хочет сказать, ты напоминаешь Азаса Черного, да прибавятся его годы и прирастет царство! Отсюда черные мысли. Садись–садись… Боги послали нам ягненка, соус из земляных грибов и салат с заморскими орехами. Жизнь вовсе не беспросветна.
— Твои шуточки над лучезарным сведут тебя в могилу, — надулся Наджад.
— Наставник имел в виду, что мы узурпируем фамильные цвета Царя Царей, — заметил Аджит.
Широкое лицо Кадара разгладилось, а глаза его улыбались. Смотритель Зала Камня не понял, что узурпировать что–то у узурпатора невозможно. Приняв извинение за чистую монету, старик распустил ворот роскошного, сшитого по последней моде кафтана и приложился к чаше.
— Все–таки почему ты здесь? — спросил Умар.
— Иногда нужно напоминать, что ты жив. — Чародей занял свое место.
— Спорно, спорно… — вновь подал голос Кадар. — Когда–нибудь я запрусь в покоях, так что ищейки царя и сам Первый обо мне забудут. Тогда–то я и сбегу из Круга.
— Неофиты помнят, где вас искать, — вставил Умар.
— Брось, молодой человек! Если ты намекаешь… после выговора в мою спальню не захаживают ученицы.
Даже чопорный Наджад улыбнулся, не разжимая губ. На дряблом лице улыбка выглядела вымученной и неискренней. Впрочем, и она продержалась недолго — маги принялись за еду.
— Чем занимается Первый? — поинтересовался господин камня, насытившись. — Мы спрашивали твоего коллегу, но он молчит. Неужто среди дел Верховного не найдется ничего доступного нам, простым магам?
— О, ничего важного, господин смотритель…
Аджит умолк, поджидая, пока отойдет неофит, подливавший масло в лампы. Теплый свет согрел потемневшие гобелены на стенах, выхватил старинные скульптуры в стенных нишах. Все они изображали
