С виду просто, но на деле оказывается и сложно, и мучительно. Она не прочь была бы получить помощь от Морти Кауфмана, владельца соседней аптеки, но тот, в семь часов утра застав свою аптеку взломанной, да еще и миссис Бенджамин сидящей на полу и заливающей его кровью из дюжины ран, залепленных марлей в медных пятнах, предпочел молча попятиться и удрать без лишних слов.
В сущности, миссис Бенджамин его не винит. Вид у нее непрезентабельный. А она терпеть не может выглядеть непрезентабельно.
Поэтому, заслышав шаги на улице, она отстраненно и не без тревоги ждет реакции пришельца. И удивляется, когда гостья – тоненькая женщина в такой короткой юбке, что первая миссис Бенджамин («настоящая») умерла бы от стыда, – просто осматривает ее с удивительно равнодушной улыбкой и произносит:
– Еще жива, как я вижу.
– Что? – удивляется миссис Бенджамин. – Да, я еще жива. И всеми силами стараюсь такой и остаться. Кто вы?
– Не узнаешь?
– Нет. Нет, не узнаю.
– Ну а я узнал, – говорит женщина и входит в аптеку. В ее движениях какое-то нагловатое самодовольство: так неспешно движется кошка, загнавшая мышь в угол и наслаждающаяся своей властью. – И все эти раны узнаю. Как не узнать? Моя работа.
Миссис Бенджамин внимательно щурится.
– Нет…
– Я же говорил, что мне не впервой умирать, – объясняет женщина. – Надо было слушать. Ты не сумеешь меня убить. И никто другой. Не дозволено.
– Кто ты?
– Всего лишь член семьи. Готовый заняться семейными делами, раз уж старшие впали в спячку. – Она холодно улыбается. – А ты мне поможешь.
– Ни в коем случае, – отказывается миссис Бенджамин. Она бы встала и задала трепку этой незнакомке, только вот рука не слишком слушается и такая слабость… Какие они хрупкие, эти сосуды. Может быть, оно и к лучшему, поскольку, если верить незнакомке, физическое насилие все равно не повредит занявшему ее тело.
Нет, не так – миссис Бенджамин точно знает, что повредит. Просто этим ничего не добьешься.
– Поможешь, – заверяет женщина. – Я собираюсь вернуть Мать. И ты мне поможешь. Ты знала?
– Это… просто смешно, – выговаривает миссис Бенджамин. И кашляет – одно легкое у нее плоховато действует. – Если Мать возвращается – и долго же она тянула, скажу я, – так по собственной воле. Никто ее не принудит, и уж наверняка не мы.
– Я исполняю желания Матери, – тихо говорит женщина. – Я участвую в Ее великом плане. И ты мне поможешь.
– Нет.
– Да. Потому что та женщина у меня.
Стальной взгляд миссис Бенджамин смягчается.
– Что? Какая женщина?
– Та, с которой так нянчились вы с Парсоном: сопровождали, испытывали. Она в безопасности, более или менее – заперта в багажнике автомобиля за городом. Но ей там скоро станет неуютно. Так что, если не желаешь ее гибели – а ты, думаю, не желаешь, – ты мне поможешь.
– Ты ее не убьешь, – говорит миссис Бенджамин. – Она тебе нужна.
Женщина безмятежно улыбается в ответ на ее пристальный взгляд.
– Знаешь ли ты, – спрашивает она, – как я ненавижу эту плоть? Как ненавижу носить на себе эту жуткую кожу? Дышать этим воздухом? Нуждаться в этом воздухе? Это… невероятно бесит, как зуд по всему телу. Я его презираю. И этих людей презираю. Ее в том числе. Убивать не стану, нет, но охотно сорву на ней эту злость – хотя бы отчасти. Понятно?
Если бы тело не посылало миссис Бенджамин сигналы о страшной боли во всех его членах, она вряд ли обеспокоилась бы мыслью о пытке. Но теперь, узнав, что такое телесная боль, она находит в себе удивительную уверенность, что никому не следует причинять такого нарочно.
И угрюмо кивает.
– Еще бы тебе не понять, – говорит незнакомка. – Не грустно ли? Какой у тебя жалкий вид. Она тебе не безразлична, хотя бы настолько, чтобы избавить ее от несчастья. Подумать только, такое мелкое создание.
– Я не считаю себя особенно жалкой, – возражает миссис Бенджамин, – но тебе не понять.
– Да не особо и хотелось. Теперь ты мне поможешь, не так ли?
– Что тебе от меня надо?
– Мне нужна твоя сила.
Миссис Бенджамин разводит руками. Тихо потрескивает пленка засохшей крови.
– Я не в том состоянии, чтобы ею воспользоваться.
– Ну-ну, сестра, – кривится женщина. – Разве ты не из старших, что так легко сдаешься? Вставай. Сейчас же.
Она подталкивает миссис Бенджамин ногой – сперва мягко, потом сильнее. Той приходит в голову взять ее за ступню и оторвать от лодыжки. Но вместо этого она со вздохами и кряхтением поднимается на ноги.
– Куда идем? – устало спрашивает она.
– В мотель.
Миссис Бенджамин не особенно удивляется, обнаружив, что под мотелем понимались «Желтые сосны» Парсона. В Винке не много мотелей. Не так мучителен путь до него, как спуск по деревянной лесенке, скрытой за потайной дверцей. Существование этой дверцы для миссис Бенджамин новость: она бы удивилась, почему Парсон таился от нее и откуда проведала эта незнакомка, но мешает невыразимая усталость и боль.
Внизу обнаруживается просторный подвал с бетонным полом. Он не освещен, и если бы эти двое видели мир только глазами, они были бы здесь слепы, но, поскольку это не так, миссис Бенджамин смотрит и видит посреди подвала большой металлический куб.
Он внушает неопределенное впечатление тяжести, и есть в нем нечто знакомое.
Незнакомка подталкивает ее сзади.
– Дальше.
– Вот это я должна вынести?
– Да.
– Что это?
Странная улыбка.
– Прикоснешься – узнаешь.
Миссис Бенджамин подходит к кубу, а незнакомка остается на площадке лестницы и наблюдает за ней. С каждым шагом куб представляется больше и тяжелей, и с каждым шагом яснее вспоминаются
(разбитые миры)
(расколотая луна)
(фигура)
(над)
(умирающим городом)
Миссис Бенджамин останавливается.
– Мать, – шепчет она. – Это… Мать?
– В каком-то смысле, – отзывается из-за спины незнакомка.
Миссис Бенджамин протягивает руки к кубу: воздух иначе как ледяным не назовешь. Закусив губу, она приседает, берется, чтобы поднять.
Шипение, руки пронзает дикая боль. Крякнув, она отдергивает ладони и оборачивается к женщине на площадке.
– Не могу прикоснуться.
– Да, – соглашается та. – Только наше племя может к ней прикасаться. А твои руки на самом деле не наши. Но тебе придется перетерпеть боль. Ты же сможешь, правда? Разве ты не могучая старшая сестра?
Миссис Бенджамин, услышь она эти слова, уловила бы оскорбление, но сейчас она забыла о женщине на ступенях, все ее внимание уделено прячущемуся под лестницей мальчугану лет десяти в пижаме с кроликами и уродливых, слишком больших для его лица очках. Тот, как видно, только и ждал, чтобы она его заметила, и тут же прижимает палец к губам. Потом что-то протягивает ей – полупустой мешочек. Медлительно, напоказ кладет этот мешочек на ступеньку под площадкой, на которой стоит женщина, – той эта ступень не видна. И замирает.
– Ну, – вопрошает женщина, – что ты оробела? Поторапливайся.
Миссис Бенджамин еще мгновенье всматривается в мальчугана – есть в нем нечто пугающе знакомое…
Бросив: «Хорошо», она снова поворачивается к кубу, вцепляется в
