Она умудряется выдавить одно слово:
– Что?
Зернистый, серый, размытый признак Кобурна склоняет голову к плечу.
– Что? – произносит он.
Мона не сводит с него глаз. Мычит:
– Эм-м…
Он досадливо подается к ней.
– Ты что-то сказала?
Мона беспомощно таращит глаза.
– Что ты здесь делаешь? – продолжает Кобурн. – Как здесь оказалась? Тоже попала в грозу?
На этот вопрос Мона может ответить:
– Нет. Я не попала в грозу. И, честно говоря, мне кажется, вы меня с кем-то путаете, э… сэр.
Кобурн, морща лоб, всматривается в ее лицо. Его изображение мигает, словно передается на телеприемник со старой двурогой антенны, и Кобурн съеживается, подергивается, разбухает и вновь возвращается к первоначальным размерам. Все это происходит беззвучно, но Моне слышится шум помех.
– Господи боже! – вырывается у нее.
– Очень странно, – говорит Кобурн. – Твои губы шевелятся… а звука нет.
– Э-э, боюсь, вы и здесь ошибаетесь, сэр. Я даже эхо слы…
– Нет, нет, – продолжает Кобурн. – Совершенно ничего. А ты явно что-то говоришь. – Он изучает ее. – Ты меня слышишь, Лаура?
– Ну, слышу, – отзывается Мона. От растерянности она уже не спорит с «Лаурой».
Кобурн устало вздыхает и трет лоб.
– Я же сказал, что не слышу, так что если ты ответила «да» – а похоже, что так, – я тебя не слышал. Кивни или покачай головой.
Мона раздраженно, демонстративно кивает.
– Итак, ты меня слышишь, а я тебя нет, – рассуждает Кобурн. – Любопытно… интересно, отчего это.
– Может, вы оглохли.
– Конечно, я мог оглохнуть. – Он задумчиво постукивает себя пальцем по подбородку и отводит взгляд. – Однако шум ветра я слышу… Боже, хотел бы я его не слышать. Хорошо бы найти карандаш и бумагу, но откуда им здесь взяться.
Он обводит комнату ненавидящим взглядом. Моне приходит в голову, не сошел ли он с ума. Он говорит странные вещи (если, конечно, эта бледная тень человека – он), потому что, если он настоящий доктор Кобурн, основатель этой лаборатории, он должен был в ней работать и знать, что в коридоре полно бумаги. И никакого ветра Мона не слышит.
– Вам нужна бумага? – спрашивает она. – Я могу принести. Одну минуту.
Но Кобурн ее не слышит. Он мрачно смотрит в стену.
– Хотел бы я знать, откуда ты вышла… кроме того пути, которым вошел я, все перекрыто. Не отсюда ли? – Он указывает на стену. – Или из этой трещины… – он тычет в пол, в котором нет ни малейшей трещины. Он все больше похож на безумного бродягу с мерцающего черно-белого экрана. – Это вряд ли, – продолжает он свою мысль, – тот путь очень ненадежен, разве что ты нашла способ проходить кислотные озера. А по тебе не скажешь…
– Ни хрена не понимаю, – обрывает Мона. – Ничего такого здесь нет.
– Задерживаться тут нельзя, – продолжает он, поглядывая на потолок. – Луна светит, но скоро уйдет. Тогда станет опасно. – Он понижает голос, и изображение вдруг вздрагивает и блекнет.
– Эй? – окликает Мона.
Кобурн возвращается на середине фразы. Для него, по-видимому, ничего не случилось.
– …обще сюда попала? Я думал, что перенос затронул только меня. Никого из сотрудников с тех пор не видел. А прошло уже… – Он сверяется с чем-то у своих ног… – Господи, с той грозы больше полугода прошло.
Мону осеняет. Она вскидывает руки, привлекая его внимание.
Доктор поднимает взгляд.
– Вы, – она сопровождает слова жестами, – ждите… – выставляет ладони, делает вид, что толкает его, – …здесь. – Тычет пальцем в землю. Повторяет, пока не уверяется, что он понял.
Кобурн моргает, разглядывая ее.
– А. Просишь, чтобы я постоял здесь. Ну, хорошо, хорошо, хотя не представляю зачем. Куда ты собралась?
– А вот увидите, – говорит ему Мона и медленно пятится за дверь.
Она успевает отойти футов на двенадцать, когда у Кобурна отвисает челюсть.
– Боже мой, – он вертит головой. – Где… ты куда подевалась?
Он поворачивается вокруг себя.
– Лаура? Лаура? Ты еще здесь?
– Что за чертовщина, – тихо выдыхает Мона, пробегая по коридору в сторону кабинетов администрации. Хватает пожелтевший старинный блокнотик со стола и цветной мелок с доски. И возвращается в комнату с зеркалом.
– О, – восклицает Кобурн, – вернулась!
И видит, что она принесла.
– Где ты взяла? Это… Эти канцтовары мне знакомы. Из лаборатории. Как достала? – Развернувшись, он упирается взглядом в стенку. – Что, перенос захватил и часть здания? Ни разу не видел ни намека…
Мона пишет: «Где, по-вашему, вы находитесь?» – и разворачивает листок к нему.
Прочитав, он отвечает:
– Да здесь я. Что за вопрос?
Мона пишет: «А я в вашей лаб.».
– Что? – вскрикивает Кобурн. – В каком смысле?
Замявшись, Мона досадливо тычет пальцем в блокнот: вот в каком!
– Ты в лаборатории? – повторяет доктор. – В моей КНЛО? В данный момент?
Мона кивает.
– Ты… уверена?
Она снова кивает.
Кобурн обводит взглядом нечто, для Моны невидимое.
– Как?
Она пожимает плечами, словно говоря: кто из нас ученый? И показывает ему первый вопрос: «Где, по-вашему, вы находитесь?»
Кобурн так потрясен, что долго собирается с силами для ответа.
– Едва ли могу назвать. Место, где я нахожусь, ужасно. Земля запеклась черным стеклом, в озерах булькает жидкость, которой я не решаюсь коснуться. Я выживаю на жутких плодах с неизвестных деревьев на болотинах. Тут все заброшено. Но как ты можешь быть здесь, если ты в лаборатории?
Мона оглядывается по сторонам. Естественно, она видит не то, что он описал, а холодный темный металл стен.
Кобурн рассуждает:
– Возможно, конечно, что ты не здесь. А я не в лаборатории, рядом с тобой, где ты, как я понял, меня видишь. То есть в лаборатории.
Мона мотает головой.
– Я не прав? – спрашивает Кобурн.
Мона пишет: «Нет, правы, согласна. Вы похожи на черно-белую картинку на старом телеэкране».
Кобурн, прищурившись, читает ответ.
– Правда? – удивляется он и оглядывает свои руки. – Что за диво. Здесь я этого эффекта не наблюдаю. А вот что у тебя с почерком? Просто кошмарный.
– Офигенно извиняюсь, – бурчит Мона.
– А ты… дай подумать. – Он оглядывается через плечо, но явно не находит того, что искал. – А ты сейчас не в комнате с линзами, Лаура?
Мона косится на зеркало. Вероятно, его можно назвать линзой, хоть и не прозрачной – во всяком случае, для нее. А ничего более подходящего под название «линзы» она здесь не видела, поэтому кивает.
– Правда? Фантастика! – Кобурн, забыв о своей беде, выражает нескрываемый восторг. Облизнув губы, он оглядывается, быстро соображает. – Полагаю, так и есть. Ты, конечно, понимаешь, что это?
Мона пожимает плечами.
– Не поняла? Да это же ссадина, девочка моя! Точь-в-точь как мы говорили. Едва ли она захватила большую площадь – ты пропала уже через несколько ярдов. Видимо, простирается не слишком далеко от линз. Но другого вывода и вообразить невозможно. Мы бы с тобой порадовались, дорогая, если бы не такие страшные последствия, да?
– А? – вслух недоумевает Мона.
– Хотел бы я знать, как сейчас выгляжу. Изображение, спроецированное из реальности в реальность… впрочем, сигнал слабый, как ты намекнула. Не знаю, в чем дело, тебя я
