– Что? – не понимает Мона.
Кобурн озабоченно разглядывает ее.
– Что ты так растерялась? Лаура, ты не пострадала? Что с тобой?
Решив, что с нее хватит, Мона выписывает: «Не Лаура».
Теперь доктор злится:
– Что значит – не Лаура? Ты не… на вид ты точно она. Если не Лаура, так кто ты, черт побери?
Осторожно покосившись на него, Мона пишет: «Ее дочь».
Вот теперь Кобурн в нокауте. Пошатнувшись, он садится на землю.
– Как? – тихо переспрашивает он. – Дочь?
Мона кивает.
– Ты не обманываешь?
Мона снова кивает. И садится на пол напротив него.
– Пожалуй, различия есть… я-то думал, просто изменилась. Она пропала до того, как все началось, но… я думал, она вернулась мне помочь. Что с ней сталось?
Мона не знает, как рассказать. Она столько имела дела со смертью, что чувствительность к горю притупилась, но мысленно она примеряет соответствующие выражения лица. Выбрав приличествующую грусть, пишет: «Умерла» и показывает ему.
Кобурн оседает мешком.
– Погибла? В грозу?
Мона мотает головой.
– Значит… естественной смертью, надеюсь.
Мона дипломатично решает не поправлять.
– Но если вы – ее дочь… сколько же вам лет? Сколько лет?
Мона морщится. Она понимает, что ученого ждет неприятный сюрприз, а ему ведь и так досталось за эти пару лет, месяцев, или сколько там для него прошло времени. Но тут надо, как срывают пластырь с раны, – быстро и безжалостно.
Написав свой возраст, она показывает ему цифры.
Кобурн хватается за голову.
– Как? Тридцать семь? – По краям изображения проступают белые участки, фигура набирает прозрачность. Возвратившись, он договаривает: – …ать семь?
Мона кивает.
– Но тогда… сколько же прошло после грозы? Какой там у вас год?
Вздохнув, она пишет и показывает ему ответ.
Уставившись на него, Кобурн медленно опускает руки.
– Нет…
Мона кивает.
– Нет. Невозможно.
Она снова кивает и разводит руками: сочувствую, но что я могу сделать?
– Нет. Не может быть, не может! Я застрял здесь… на тридцать с лишком лет! Не может быть. Я все помню как вчера.
Мона беспомощно смотрит на него.
– Остальные все тоже умерли? Мы потеряли всех, всё?
Она пожимает плечами.
– В смысле – вы не знаете?
Она пишет: «Ни черта не знаю, простите».
– Но кто-то там есть с вами в лаборатории?
Она пишет: «Заброшена».
– Лаборатория? Лабораторию забросили?
Мона кивает.
– О господи, – стонет Кобурн. Сникает, прячет лицо в ладонях. – Тогда я… мне уже не вернуться. Как такое могло случиться? Я думал, хуже уже быть не может.
К смущению Моны, он всхлипывает. Надо полагать, ему сильно досталось, влип в какую-то жуть, и все же неловко видеть, как рыдает, сидя на полу, неряшливый старик. Мона не знает, что сказать, и решает, что вряд ли сумеет утешить его горе с помощью бумаги и словаря, подпорченного общением с Интернетом. Так что она просто сидит и ждет.
Когда его слезы иссякают, она пишет:
– Что с вами случ-сь?
Он не сразу собирается с силами. Сидит, уставившись себе в колени пустыми глазами. Потом начинает:
– Была… гроза. Во время эксперимента. Не знаю, случайно ли совпало, или ее… вызвали наши эксперименты. Но гроза была… конец света! Даже описать не возьмусь.
Мона, вспоминая видение из дома, понимающе кивает.
– Вы были… – Его фигура вдруг расплывается, слова глохнут в шипении, будто сигнал, откуда бы он ни передавался, слабеет. Возвращается Кобурн уже в другой позе, сидит прямо. Моне становится не по себе от такого скачка. Доктор договаривает: – В то время?
Мона, хоть и пропустила большую часть фразы, восполняет ее догадкой и мотает головой.
– Ну что ж, – кивает Кобурн. – Я так и думал. Ваша мать когда-нибудь… – помехи, – …сюда, или… вы хоть немного разбираетесь в теоретической физике?
– Вот уж нет, – произносит Мона и качает головой.
– Ясно. Ну что ж. Скверно умею объяснять, в этом смысле я плохой ученый. Все это довольно сложно. Жаль, что мать с вами об этом не говорила. Она сыграла главную роль…
Снова прорываются помехи.
– Ссадиной или синяком называют след столкновения вселенных, – объясняет Кобурн. – Для непосвященных – это когда одна вселен… – изображение дергается, пропадает, возвращается, – …тся с другой, как машины бамперами. Вселенная, видите ли, не одна. Представьте себе, как пуз… – его лицо застывает, хотя тело движется, руки взволнованно жестикулируют, – …поверхности воды под водопадом мечутся, сталкиваются, задевают друг друга…
– Угу, – бормочет Мона, мечтая, чтобы он перестал дергаться.
– Вот этим мы и собирались здесь заниматься. Разобравшись в слияниях, мы могли бы понять, как устроен мир – все миры – на самом фундаментальном…
На этот раз разрыв связи длится дольше, больше минуты. Мона, уверившись уже, что он не вернется, пишет в своем блокноте: «РАЗРЫВ СВЯЗИ РАЗРЫВ». Возвращается он со словами:
– …придете снова. Вы уходили? По вам не скажешь, что шли так уж…
Склонившись, Кобурн читает слова на листке блокнота. Даже на черно-белом изображении заметно, как он бледнеет.
– Я прерываюсь? Вот, значит, почему вы сейчас поблекли. Что-то неладно. Связь, которая обеспечивает этот… – его лицо расплывается и собирается снова, – …многое объясняет в… – Изображение мигает, одна рука замирает, другая продолжает двигаться.
Возвращается он уже стоящим на ногах, глаза горят, лицо искажено криком:
– …мый длинный коридор на западной стороне. Слышите? На зап… – Его заливают помехи, белые и серые струи. Вернувшись, он кричит в панике: – …ите меня? Планка! Планка! Шесть шесть два шесть! Слышите меня? Шесть шесть д…
И он гаснет, растворяется, начиная от середины к краям, пока не остается только очерк человеческой фигуры. А потом и он пропадает, будто и не существовал вовсе.
Мона сидит, озираясь, силясь понять, что это было. А потом то ощущение повторяется.
Щелчок. Что-то неуловимо меняется, хотя комната остается какой была, прежде чем Мона засмотрелась в зеркало (или линзу, напоминает она себе). Только первый щелчок, как ей теперь чудится, обозначил, как что-то встало на место, а этот – как выскочило. Моне вспоминается, как телефонисты в пятидесятых годах вставляли штекер в гнездо, а потом выдергивали и переключали на другое. Сейчас как будто выдернули провод – из этой комнаты или из всей лаборатории. Отчего бы?
Мона смотрит на линзу. Невесть откуда берется уверенность, что она сместилась. Совсем чуть-чуть, но положение изменилось.
«Да линза ли это? – думает Мона. – Или антенна, принимающая сигнал из дальнего, дальнего далека…»
И, может быть, первым своим взглядом Мона ее активировала и установила связь с… тем местом, куда попал бедолага Кобурн. Она не представляет, как это возможно, но чувствует, что угадала.
Мона опускает глаза на свои записки. Она и не заметила, что машинально записала последний крик Кобурна. На бумажке розовыми штрихами нацарапано
ШЕСТЬ ШЕСТЬ ДВА ШЕСТЬ
Как он силился это до нее донести! Это что-то важное. Может, частота? Или код? Придется разбираться.
– Вот влипла, – вздыхает Мона.
На бесплодные, бесполезные, лихорадочные поиски уходит два часа. Примерно. Здесь трудно оценить время. Слабый ток генератора освещает далеко
