Пух… Следующий выстрел делает человек с твердой рукой, который не смотрит на остекленевшие глаза бойца, погребенного под ногами своих товарищей. Пух… еще один мародер падает, но я понимаю, наша огневая мощь слишком слаба. За все время мы убили десятка три-четыре, не больше. Большая часть врага еще в строю.
Плазмоганы снаружи начинают работать. Пахнет паленым мясом, слышны крики моих людей. Как оказалось, рамиресовские войска весьма прагматичны. Большую часть он отправил к доту, а остальные отправились зачищать стрелков.
– Не давайте им войти внутрь! – кричу пехотинцам.
Формально один непрокачанный пехотинец выживет в битве один на один с улучшенным мародером. Тем более из-за неудобства спуска нападающие атакуют по одному, а мои люди встали втроем. Последний расположился позади, готовый в любую секунду заменить выбывшего.
И даже сначала все идет как нельзя лучше. Первый десяток мародеров мы выносим на раз. Я прикрываю ребят как могу, хотя тоже не волшебник. В доте становится жарко, по лбу и вискам бежит пот, воздух пропах палеными волосами и обугленной, свернувшейся кожей. Меня мутит, но жажда жить гораздо сильнее простого человеческого отвращения. Я продолжаю из последних сил цепляться за свое существование в этом проклятом форте.
Но и мои ребята не всемогущи. У одного обожжена нога, у другого расплавлен наплечник, полностью оголив руку, третий зачем-то вылезает вперед и получает по полной программе. Он не умирает, вернее, погибает не сразу. Отвечает противнику тем же самым, и эти двое какое-то время стоят, поливая друг друга плазмой и криками, а потом почти одновременно падают.
Будто проснувшись, выстреливает автоматическая пушка, причем поочередно, уничтожая сначала одного мародера, а потом второго. Но и она замолкает. Теперь нас здесь всего четверо. Наружу даже не смотрю, слышу пару уханий бластеров поблизости и одновременные залпы вдали. Значит, люди на башнях еще живы. Про тех, что вокруг дота, я даже не думаю: почти все мертвы или станут таковыми в ближайшее время.
Нападающие несколько раз, хоть и не сильно, попадают в крайнего защитника. Теперь тому совсем худо. Но мы выстояли. Дождались передышки от пушки, убив еще шестерых, прежде чем автоматика дает утереть пот с лица, двумя меткими выстрелами сражая наповал пару мародеров.
– М-м-м!..
С обугленным лицом падает у входа мой крайний.
Теперь лишь два пехотинца отделяют меня от смерти. Я спешно вспоминаю про свои способности. Что там? Триплетная яма, Броневик, и Скала. Первое не подходит, дистанционными атаками меня не беспокоят, зато другие пригодятся.
Предпоследний пехотинец умирает молча. Словно он чертовски устал меня тут защищать. Я лишь замечаю, что его глаза вспучились и вылезли из орбит, как переваренное и треснувшее в воде яйцо. На багровом лице, со слезающей толстыми ломтями кожей, это смотрится устрашающе.
На последнего надежды нет никакой, я даже не удивляюсь, что он смог убить всего одного, прежде чем погиб сам. В дот врываются мародеры. Всего пять, замечательная система будто напоминает, что находиться здесь могут всего шестеро. Я бью первого прикладом по голове, отчего тот отлетает, и добиваю выстрелом из бластера. Начинаю работать прикладом и экзоскелетом, раскидывая противников, но несколько все же успевают выстрелить.
Ничего, пока терпимо. Броня худо-бедно справляется. Тут еще на выручку приходит пушка. После ее работы вражеская армия снова недосчитывается двоих. Теперь пушка – мой единственный помощник. Понимаю, что дольше тянуть нельзя, и мысленно активирую способность «Скала». В ту же секунду я превращаюсь в подобие статуи. Дот опять наполняется пятеркой мародеров, которые пытаются выжечь меня с лица земли, но я держусь.
Шесть секунд, в течение которых мне не наносят почти никакого вреда, проносятся как один миг. За это время пушка успевает выстрелить и почти перезарядиться. Я, оживая, сразу активирую «Броневика». Движения становятся медленными и неуклюжими, но защита все еще позволяет оставаться в строю. Пока я пытаюсь медленно отбиваться, пушка выстреливает дважды. Эх, если бы был зазор хотя бы в несколько секунд между парой десантных ботов, может, я и справился.
Чудовищная боль заполняет все тело, каждую его частичку. Кажется, что я сгораю изнутри. То, чему недавно я противился больше всего, теперь становится самым страстным желанием. Умереть, чтобы не чувствовать эту безумную, сводящую с ума боль. На меня наплывает темнота, обволакивающая и добрая. Да, теперь легче. Теперь намного легче…
Глава 8
Я осознавал себя. Это было самое главное. Я знал, кто я, откуда и как здесь очутился. Точнее сказать, что произошло перед тем, как мне пришлось окунуться в темноту. Не так все плохо, как рассказывал дядя Игорь. Я справился с легкой паникой, решив для себя вопрос, волнующий каждого, – что будет после смерти? После моей смерти был Я.
Плохо другое, что больше не было ничего. Словно меня заперли в большом черном помещении без мебели. Шаришь, шаришь, но ничего нет. Кстати, а я могу передвигаться или нет? Вопрос. Богом я ощущал себя недолго. Голос робота ознаменовал собой начало новой жизни и невероятной боли.
Считывание информации с центрального сервера.
Реконструкция объекта 3.18922, логин «Фортификатор», начата.
Происходит формирование скелета.
Звук собственного крика заполнил все сознание. Сознание рисковало расколоться на части. С каждой новой секундой я все больше чувствовал конечности, с той лишь поправкой, что появилось ощущение, будто их облили горючей смесью и подожгли. А потом пришли ОНИ.
– Ты за показателями следи. У него сейчас от мозга жаркое останется.
– Да ладно, это же девиант. Одним больше, одним меньше.
Но стало все же ощутимо лучше. Теперь была просто боль.
– Переключай! Марк, ты спишь, что ли?
Происходит образование живой ткани.
– Нет, извини. Просто… от меня девушка ушла.
– Плюнь, когда вернешься, они за тобой толпами бегать будут. С такими-то деньгами.
– Наверное, – неуверенно сказал Марк. – Просто надоело уже. Надо было после Второй эпохи домой лететь, а не оставаться на сверхурочные.
– Тебе оклад подняли на тридцать четыре процента.
– Всех денег не заработаешь.
– Извини, мне кажется, возвращаться обратно и работать за гроши глупо. Лучше попахать несколько лет и жить до конца жизни припеваючи. Скажи, когда все.
– …Все.
Происходит рост кожного покрова.
– Надо было приколоться и сделать его черным, – хохотнул первый.
– Ага, потом бы огреб по полной, – отозвался Марк.
– Все равно протокол нарушаем, разговаривать же нельзя. А то, не дай бог, игроки что поймут.
– Так-то правильно, кстати.
– Да ладно, ты брось. Это девиант, тем более пункта А. Он еще несколько раз к нам попадет, и все. Живой труп.
– Это понятно, но все же. Мало ли. Ты, кстати, связь отключил?
– Ага… – поддакнул первый. – Опять неполадки на линии, – спародировал он механический голос системы. – Ну а что, нечего им нас слушать. Ближе к
