Эксперимент не удался. Что шкура, что кости. Похоже, огонь для них безвреден. Ну, хоть не заживляет и на этом спасибо. Видно, что раны, полученные от защитного серебряного шара, для носферату очень болезненны и, приносят гостю немало страданий, а вот огонь не вредит.
Как же загнать тварь назад?
Гулбахар вспомнила запах свежего лаваша, кисловатый сок граната, терпкость китайского фрукта — хурмы и крикнула:
— Афкандан — эль — Йатес!
Из палочки вырвалось облако искр, поднялось вверх, и комнату разрубила серебряная радуга. Семь острых клинков впились в загривок маленького такого с виду немощного зверя, но бьянг не шелохнулся, только выпустил когти и крепче вцепился ими в землю.
Радуга исчезла.
Всё.
Не помогло.
Сепары бесполезны, заклинания бессильны. Сейчас асур вырвется из западни. Время магии прошло.
Женщина отбросила полу изара, и в сумраке блеснуло острие кинжала.
Именно об этом миге ты мечтала, Гулбахар! О поступке, о подвиге во славу знатного рода Камар! В правой руке — волшебная палочка, в левой — серебряный святой меч! А перед глазами само исчадие Джаханнам! И когда в воздухе блеснул клинок, дочь вспомнила сон и дар, преподнесенный любимым отцом, великим воином, сыном великого воина…
Она вспомнила, что бьянга чаще всего вызывают маги Южной Азии…
Тварь ест сыре яйца, пьет кровь… и боится…
Откуда — то издалека донеслось эхо: пыльцу лотоса!
…Асур, обожженный, ослепленный, с дымящимися ошметками шкуры, с пробитым боком и поврежденной лапой, вывалился из западни, прокатился, и ударился головой о стену подземелья. Не останавливаясь ни на миг, демон бросился в другую сторону — его обожгла изумрудная пелена покрывала, отделяющая западню от библиотеки. Отлетел, отряхнулся и прыгнул. Снова каменная преграда, опять и опять, снова и снова… камень — сепар — камень… Однажды асур, визжащий, стонущий пролетел совсем рядом с книгочеей, только чудом её не задев, но женщина не спешила… выжидала.
Она понимала, что есть только одна попытка!
Услышав женский голос, ослепший асур не промахнется.
Потрепанные, успевшие узнать, что такое когти бьянга, крысобои, словно прочитали мысли Гулбахар, бросились на гостя из запретных миров. Они отвлекли на себя, заставили мечущуюся тварь замереть на секунду, и этого мига хватило, чтобы книгочея произнесла детскую шутку — считалку:
— Я тебе дарю три слезки — виноградинки, — вершина волшебной палочки блеснула, и на пол упали и покатились маленькие синие ягодки.
— Два плода граната, — … в сторону отлетели два красных шара.
Как пес отряхивается от воды, так бьянг сбросил с себя котов, повернулся на женский голос…
— …и один цветок лотоса!
Асур прыгнул, а навстречу ему белоснежными с розовой оторочкой бархатными лепестками распустился символ небесной гармонии… и принял, и обнял, и окутал пыльцой…
Гулбахар не успела отскочить. Асур вынырнул из серебристого облака, напоролся на кинжал и, сбив женщину с ног, впечатался в стену. В этот раз он не завизжал, не отпрыгнул — мешком свалился на земляной пол.
Книгочея лежала рядом, прислушиваясь, дышит ли враг, повержен ли он, не очнется ли?
Не дышит.
Недвижим.
Наверное, мертв.
Всё что могла книгочея сделать — сделала. Демон не ворвется в библиотеку, в её родной город. И всё благодаря отцу, его мудрому совету. Вот какая разгадка. Убить асура — бьянга можно с помощью детской шутки — считалки. Об этом надо написать… В помощь будущим волшебникам… Что ж так в груди болит и во рту солоно?
Шаги… чьи шаги? Друга? Врага?
Гулбахар улыбнулась, принимая волю Небес.
Сквозь пелену слез боли, она увидела стройную фигуру Аиды. Служанка шла к своей госпоже. Книгочее захотелось крикнуть, предупредить, что войти можно — выйти нельзя и так будет несколько дней! — но сломанные асуром ребра не давали ей даже громко стонать.
Аида видела по цвету покрывала, какой стоит сепар, но не испугалась, прошла сквозь изумрудную пленку, подошла к хозяйке. За ней устремились не принимавшие участия в битве крысобои. Смотрели, заглядывали в глаза, терлись о ноги, как бы прося, помоги, спаси книгочею…
Служанка склонилась над ней.
Гулбахар лежала на боку. Кровь сочилась из раны на её груди. Лицо и ладони начали сереть. Аида оглядела место поединка. Рядом, вытянув лапы и оскалив желтые клыки, лежал мертвый бьянг. Служанка нагнулась к нему, заглянула в пустые выжженные льдом глазницы и… Положив ладонь на лоб асуру, прошептала:
— Прости мой друг… прости свою госпожу…
Аида повернулась к лежащей Гулбахар, достав из — за пазухи стилет, нараспев прокричала:
— Великий мессия — махди Мухаммед бен Аль — Хосан, прими от сиратинцажертву! На тебя одного уповаю! Да будет так! Иншаллах!
Как только служанка подняла кинжал, чтобы вонзить его в сердце Гулбахар, окаменевшие было от такого коварства крысобои, очнулись и бросились на изменницу.
Женщина не успела опустить клинок.
Скоро от служанки не осталось ничего… только груда окровавленного тряпья, да разбросанные на земле туфли… А рядом с ними лежали книгочея — воительница Гулбахар и поверженный ею асур — бьянг.
***
В Галате, когда — то пригороде Константинополя, а теперь Истамбула, любили селиться вельможи и торговцы. Первые искали спокойную размеренную, почти провинциальную жизнь, а вторых устраивала близость к столице, к центральным базарам, порту, складам, торговым путям и одновременно, удаленность от асес — баши, отвечающих за наполнение казны. В Галате можно было строить богатые дома, не опасаясь завистливого взгляда султанских вельмож. В Галате также проживали переселенцы из Испании, не пожелавшие подчиниться Инквизиции, которая насильственно заставляла мавров принять веру Христа. В одном из таких домов жили две уважаемые благочестивые ханым. Пожилые женщины — это докажут все соседи — соблюдали обряды, постились, как велит обычай, усердно молились по пять раз в сутки, одаривали милостыней нищих, предоставляли кров странникам.
На попечительстве у сестер Камар была племянница Чолпан — Мульк, дочка их старшего брата Махмуд — бега. Девушке было уже пятнадцать лет — возраст, подходящий для того, чтобы начинать поиски жениха. В тот вечер, когда на небе появилась необычная Луна Зухра — ханым и Ильмира — ханым сидели во дворике на покрытой коврами тахте и пили чай. Только что они распорядились приготовить на завтра лучшие одежды — надо было нанести визит достойной землячке, Сарай — ханым, жене местного муфтия. Кроме того, только что они приняли гостей — двух суфиев странствующих философов — аскетов из Хорезма. Накормили их и выделили комнату для ночлега.
Женщины, уставшие за жаркий
