– Кто это, тетя Бек? – спросила я, когда она целеустремленно бросилась к ним.
– Монахи и монахини, – ответила она. – Служат Госпоже.
Это меня не очень просветило. Они были совсем не похожи на верховного жреца Килканнона и его послушников. Когда мы нагнали компанию в зеленых плащах, меня окружили веселые лица и диковинные звери. Я решила, что у ближайшей ко мне монахини какой-то непонятный головной убор из черных перьев, но тут головной убор как глянет на меня круглым желтым глазом да как заорет «Каррр!» – и я поняла, что это у нее на зеленой шляпе сидит ворон.
– Его зовут Рой, – сказала монахиня. – Он вас не тронет. А по какой надобности вы к нам?
– Мне нужна ваша помощь, братья и сестры, – ответила тетя Бек. – Нам необходимо попасть к королю.
– К королю?! – удивленно воскликнуло несколько голосов сразу.
А один низенький толстячок сказал:
– А к королю вам по какой надобности?
По-моему, он был старший из всех монахов, потому что у него была борода – две длинные пряди на щеках, такие длинные, что он их заправлял за веревку, которой подпоясался. На плече у него сидела просто великолепная зеленая птица – с блестящими зелеными перьями, крючковатым клювом и круглыми желтыми глазами, даже пронзительнее, чем у ворона. Вокруг глаз были умные розовые морщинки, так что сразу становилось понятно, какая птица мудрая. Длинный-длинный зеленый хвост свисал вдоль спины монаха, словно водопад, он был даже длиннее двойной бороды.
И птица заговорила. Мы с Огго и Иваром подпрыгнули от неожиданности, когда она громким скрипучим голосом произнесла:
– Сегодня четверг! Сегодня четверг!
– Ой, и правда ведь! – сказала монахиня с вороном. – Зеленослезка верно говорит!
– Нет-нет, – сказал другой монах. – Ручаюсь, сегодня среда.
– Среда-среда, – объявил третий. – Лисы всегда тявкают по средам.
– Когда хотят, тогда и тявкают, – возразил кто-то еще. – Четверг и есть, вон, солнце над башней стоит.
– Да нет же! – донеслось из задних рядов. – Сегодня среда, и до дня рождения Госпожи осталась неделя!
– Нет, четверг! – уперся кто-то. – До дня рождения всего шесть дней!
Спор не унимался, мы только успевали вертеть головами от одного монаха к другому. Уже появились и те, кто настаивал, что еще вторник, и те, кто с неменьшим жаром утверждал, что сегодня пятница.
Наконец тетя Бек потеряла терпение:
– Какая разница, какой сегодня день? Я просила, чтобы меня провели к королю, больше ничего!
– В этом-то и дело, мудрица, – ответил монах с зеленой птицей. – У короля, бедняжки, гейс. Ему запрещено принимать незнакомцев по четвергам.
– А-а-а, – сказала тетя Бек. – Да, мне говорили, что на Бернике такое не редкость. А что случится с королем, если он все же примет незнакомца в четверг?
– Никто не знает, но богов гневить негоже, – ответил маленький монах. – Вдобавок…
– А откуда вам известно, что я мудрица? – поинтересовалась тетя Бек.
– Да это за милю видно, – улыбнулся монах. – Вот Зеленослезка сразу углядел. – Он потянулся и потрепал птицу по голове. Птица тут же ухватила его клювом за короткий пухлый палец. Наверное, считалось, что это проявление любви, но, по-моему, монаху было больно. Он отдернул руку и потряс ею. – А зачем вам к королю? Хотите, чтобы он вас рассудил?
Он посмотрел сначала на тетю Бек, потом на меня, потом на Огго с Иваром, как будто эта мысль сильно его озадачила.
– Нет, не совсем, – ответила тетя Бек.
Все уже прекратили спорить и с большим любопытством разглядывали ее. Она выпрямилась во весь рост:
– У нас поручение от верховного короля Халдии.
Зеленые плащи тут же прониклись к нам уважением. Они переглянулись – зеленые шляпы и маленькие круглые скуфейки завертелись и закивали.
– Ну хорошо, – сказал тот, что с птицей, – наверное, нам лучше всего отвести вас к нам в Дом, и там мы погадаем, какой сегодня день. Вы не откажетесь с нами позавтракать?
– Конечно! – с чувством воскликнул Ивар.
У Огго громко заурчало в животе.
– С превеликим удовольствием, – отвечала тетя Бек все так же величаво.
Тогда зеленые плащи побежали дальше выбирать рыбу. Я заметила, что они за нее почти ничего не платили – большинство рыбаков охотно давали им рыбу даром.
– На удачу, – говорили в таких случаях рыбаки и горстями ссыпали в корзины серебристую рыбешку.
За пристанью была рыночная площадь. Там монахи приобрели охапку хлебов, несколько горшков масла, много ранних яблок и целую гору вишни. И снова почти никто не взял с них денег.
– Ради такого, пожалуй, можно и святым побыть, – сказал мне Огго, когда мы вышли с рыночной площади и углубились в город с его серыми домишками.
Там он опять пихнул меня локтем и на что-то показал. Я едва успела разглядеть Страхолюдину, тот сидел в пятне солнечного света с большущей рыбиной в зубах. Но когда мы поравнялись с этим местом, его и след простыл.
– Как ты думаешь, этот зверь волшебный? – шепнул Огго.
– Да, – ответила я. – Наверняка.
Монахи и монахини отвели нас на окраину города, весело болтая на ходу. Их Дом, когда мы к нему подошли, оказался похож не на святилище, а скорее на сеновал. Он был темный и очень высокий и теплый внутри – посреди прямо в полу по старинке горел невозможно дымный костерок. Ивара этот костер очень удивил, потому что пламя было низкое, тусклое и в нем тлели какие-то темные комья. Раньше Ивар видел только дровяные очаги и печи и не сводил глаз с этого костерка.
– Чем это они топят? – спросил он.
– Торфом, – отозвалась тетя Бек. – Говорят, весь остров целиком торфяной.
Торф – это вроде бы куски болотной земли, но готовить на нем рыбу одно удовольствие. Мы и оглянуться не успели, как рыба вовсю зашкварчала на железных сковородках. Нам вручили по полной деревянной тарелке с горкой этой жареной рыбы, а к ней – ничего, кроме куска хлеба. Все расселись есть на полу. Длинные ноги Огго и Ивара постоянно всем мешали. Я не меньше мальчишек не привыкла есть на полу и все время ерзала, пытаясь устроиться поудобнее. Тетя Бек, конечно, уселась как ни в чем не бывало, грациозно скрестив ноги, и так изящно брала рыбу кончиками пальцев и помогала себе хлебом, словно всю жизнь так делала.
– Ужас что такое, вот что я вам скажу! – ворчал Ивар. – Это дикарство!
К счастью, у него хватило ума ворчать
