Рис прокричал слова гасильного заклятия. Рианнан запела песню. Пламя погасло, изрыгнув клубы чудовищно вонючего дыма, но шар сильно пострадал. Оболочка сгорела на треть, и мы полетели по косой вниз, к земле. Я это чувствовала. Когда я встала на колени и заглянула за борт, мне стало видно, как мчится на нас земля, а мы уже не выше крыш. Это был полный ужас.
Зато бешеный ветер утих и оставил нас в покое. Мы замедлялись, и замедлялись, и спускались, пока не задели дном живую изгородь. Я увидела, как пригнулся всадник, когда мы пролетели над ним. И увидела город, только что такой далекий, а теперь до него было не больше мили. Увидела, как Рис встает на ноги и раскачивает якорь на веревке, увидела Финна, у которого из руки шла кровь, – так отчаянно вцепился в него Зеленослезка.
– Давай туда, в поле, – сказал Финн. – Там мы никого не зашибем.
Мимо поля мы промахнулись. И сели на дорогу – оглушительный скрежет, шумный выдох горячего воздуха, шелест горелого шелка, который опустился наземь, наполовину накрыв нас.
Миг – и нас окружили какие-то люди.
– Смерть лазутчикам! – кричали они. – Смерть! Это они поставили треклятую преграду!
Глава тринадцатая
Логрийцы оказались неожиданно высокими и белокурыми, и выговор у них непривычный. К нам сбежалась целая толпа долговязых, тощих, оборванных женщин, которые с визгом принялись дергать и теребить шар. Я не сразу разобрала, что они кричат:
– Шелк! Настоящий шелк! Сколько бы вышло хорошей одежды!
Мужчины, такие же оборванные и еще более долговязые, раскачивали лодку, где мы сидели, чтобы вывалить нас оттуда, но чары на телеге ставили лодку обратно, и они ничего не могли поделать. Ивар вытащил меч и орал: «Не подходи! Прочь! Только пальцем прикоснетесь – глотку перережу!» Зеленослезка верещал и хлопал крыльями. Рис и Огго обнажили кинжалы, а Страхолюдина встал на задние лапы и грозно шипел. Из-за всего этого нас все-таки не тронули, хотя я понимала, что вот-вот кто-нибудь наберется храбрости и залезет в лодку, дайте только срок. И тогда нас просто задавят.
Какие мы все-таки дураки, думала я. Никто даже не задумался, что мы будем делать, когда попадем сюда. Как будто все мы считали, что главное – добраться до Логры, а дальше уже не важно.
Тут кто-то схватил тетю Бек, которая сидела на носу. Я заорала: «А ну не смей!» – даже не знала, что у меня такой зычный голос, – и бросилась туда. Тетю Бек тут же отпустили.
Но не потому, что у меня такой зычный голос.
Толпу окружили подоспевшие конники. У них были мечи наголо, длиннее и шире, чем у Ивара, и они лупили ими плашмя всех без разбору.
Один из них громко и властно крикнул:
– Отойдите! Отдайте пленников нам!
На всадниках было что-то вроде формы, и я решила, что это солдаты.
– Мы спасены? – спросил Ивар.
– Вряд ли, – ответил Рис, но Ивар все равно убрал меч в ножны.
Мы и правда были пленники. Солдаты не желали с нами разговаривать, только твердили: «Не двигаться». Несколько солдат перерезали веревки и оттащили от лодки горелую лоскутную оболочку.
Еще несколько солдат привели лошадей – немолодых и тощих, видимо принадлежавших оборванным людям, судя по возмущенным крикам из толпы, – и запрягли их в лодку. Потом кто-то щелкнул кнутом, и угрюмые всадники куда-то поволокли лодку вместе с нами. Нам оставалось только переглядываться и пожимать плечами.
До Харандеда оказалось и впрямь не больше мили. Никакой городской стены не было. Просто дома вокруг становились все выше и стояли теснее, и мало-помалу дорога превратилась в извилистые улочки с лавками по обе стороны. Дома мне понравились, хотя я очень волновалась, – кирпичные, с красными крышами и разными нарядными фасадами. Хозяева как раз открывали ставни на лавках, но замирали и глазели на нас. Я неожиданно поняла, что здесь еще раннее утро. У меня было такое чувство, будто дело уже к вечеру.
Наконец мы свернули на широкую улицу, которая вела в гору. По обе стороны стояли статуи мужчин и женщин в развевающихся одеждах, почти все очень большие.
– Какая расфуфыренная улица, – шепнула я Огго. – А что это за статуи?
– Короли, королевы, чародеи, а может, и кто-то из богов, – ответил Огго. – По-моему, это называется «аллея Королей».
Наверное, так и было: дорога вела прямо вверх, к белым стенам дворца с высокими воротами. Там нас поджидало еще больше людей в форме. Главный конник сказал тому, у которого мундир был расшит золотом:
– Лазутчики с летучей машины, командир.
– Хорошо, – сказал Золоченый. И бросил кому-то из солдат: – Ступай сообщи мировому судье. Он, должно быть, уже на ногах.
– Есть! – ответил солдат и бегом бросился в ворота.
Когда нас вытащили на квадратную площадь за воротами, я сообразила, что нас, наверное, заметили еще в воздухе и подготовились к встрече.
Ворота с лязгом захлопнулись, и к нам подбежали какие-то слуги и увели лошадей. Зеленослезку тоже хотели забрать, но Финн закричал: «Нет-нет, это хранитель Запада! Он со мной!» – а сам Зеленослезка заверещал и взмыл в воздух и всех перепугал. Так что его трогать не стали, и он водворился обратно к Финну на плечо. Страхолюдина стал невидимым. Я вспомнила, что он исчез, как только появились конники. И никто, конечно, не заметил Алокровку, прятавшуюся у Риса в рукаве. Так что, когда нас заставили вылезти из лодки и провели в огромное белое здание на той стороне площади, мы были по-прежнему вместе – все десятеро.
Тетя Бек устроила настоящий скандал. Сначала не желала вылезать из лодки, а потом, когда ее попытались вытащить силой, как закричит:
– Руки прочь! Как вы смеете прикасаться к скаррской мудрице?
Все, конечно, тут же отдернули руки, а Золоченый сказал:
– Сударыня, если вы не выйдете сами, мне придется лично нести вас!
Тем временем я в полном отчаянии спросила у Риса:
– Что нам теперь делать?
Рис был совершенно спокоен, – по-моему, это с его стороны было просто неразумно.
– Что-то да будет, – ответил он. – Потерпи.
Между тем тетя Бек с величайшим достоинством вышла из лодки на булыжную мостовую. После чего нас препроводили во дворец.
Было ясно, что логрийцы не из породы жаворонков. Когда мы протопали по очень внушительным гулким коридорам с деревянными стенами и очутились в пустой деревянной комнате в окружении стражников, оказалось, что мировой судья только что пришел и еще только напяливает на себя белую официальную мантию; потом он зевнул и уселся в единственное кресло. Это был заросший, туповатого вида дяденька, такой же скучный, как и вся эта комната. Хотя в комнате все-таки была одна нескучная вещь – гигантская фреска во всю стену с изображением быка с огромными синими крыльями. Пока мировой судья суетился и усаживался, я показала на быка и
