Рианнан правду говорила: там, наверху, и впрямь холодно. Ивар и Огго завернулись в пледы. Все остальные, кроме Финна и тети Бек, надели душегрейки и плащи. Финн жизнерадостно заявил, что на Бернике бывает и похуже. Тетя Бек сказала, что на Скарре гораздо холоднее. Мы засмеялись. Мы все почему-то были в самом солнечном настроении. Страхолюдина лежал у меня на ногах и мурлыкал. Зеленослезка вспорхнул на веревку и там и сидел, вытянув шею вбок и оглядываясь по сторонам. А Алокровка расшалилась еще пуще. Она взобралась Рису на макушку, соскочила оттуда на веревку, взобралась на ней наверх, прямо на тугой лоскутный купол, и скрылась из виду.
– А она не свалится? – встревожилась Рианнан.
– Надеюсь, нет, – ответил Рис, который не менее встревоженно следил за ящеркой глазами. – Обычно она ведет себя разумно.
Мы летели, наверное, час и вроде бы держались в воздухе ровно, но потом все пошло наперекосяк.
Огго сказал:
– Море очень близко.
И верно. Когда я посмотрела вниз, то увидела, что волны набегают друг на друга и разбиваются на белые брызги. Четкий узор, как на пледе, пропал. Одна серая грозная вода до самого горизонта.
Рис, который как раз вываливал в огонь очередной мешок угля, вскочил и тоже посмотрел.
– О Галлис! Мы потеряли высоту! Ивар, Огго, к насосу!
Он торопливо присоединил к мехам еще две деревянные подножки и стал яростно давить на одну из них.
– Мы утонем? – спросил Ивар, встав на ноги и двинувшись к ближайшей подножке.
– Не должны, – ответил Рис. – У нас же внизу летучая телега. Финн, пожалуйста, встаньте и вы к мехам.
Они вчетвером налегли на подножки и вскоре страшно раскраснелись и запыхались. Пламя ревело и меняло цвет – голубой, красный, изжелта-белый. Но море все равно приближалось. Вскоре я услышала рокот волн. Через борт перелетали соленые брызги и попадали нам в лицо. Тетя Бек только спокойно облизывала губы, но я перепугалась до полусмерти и завизжала:
– Рис, мы падаем!
Вода плеснула на огонь, зашипел пар.
– Да это проклятие богов! – простонал Рис. – Наверное, кончились чары на телеге. Рианнан, давай пой! Пой изо всех сил!
Рианнан встала, держась за веревку, и запела – нежные чистые ноты, незнакомые слова. Этот напев я слышала на Скарре. Прекрасная была песня, она веселила сердце, но на воздушный шар не подействовала. Мы опустились так низко, что плетеную лодку бросало и болтало, словно настоящую. В щели хлынула бурлящая пена.
– Пойте все! – выдохнул Рис, налегая на насос. – Давайте! Хором!
Он и сам запел ту же песню короткими выдохами. Финн, Ивар и Огго подхватили мотив – тоже рывками. Финн знал один куплет, Ивар и Огго – другой, и все горланили кто во что горазд, мотив со Скарра, слова с Берники. Зеленослезка спорхнул с веревки, сел на плечо Финну – тот то подскакивал, то опускался, налегая на подножку – и тоже, кажется, затянул песню скрипучим голосом.
Я посмотрела вниз и наткнулась на осуждающий взгляд вытаращенных глаз Страхолюдины. Он считал, что я тоже обязана петь.
– Я же не умею, сам знаешь! – завопила я.
Но он все смотрел, как могут только коты.
– Ладно, – сдалась я. – Ладно!
И запела единственное, что пришло в голову: «Гимн мудриц». Мне всегда казалось, что слова у этой песни бессмысленные. Тетя Бек как-то призналась, что и сама их не понимает. Но я горланила их во всю мочь.
– Я – по реке лососиный прыжок, я – громыханье бычьих рогов! – гудела я на одной ноте.
– Ха галла феррин магонелланебри! – разносился над морем сладкий голос Рианнан.
– Я – воду пронзивший солнечный луч! – мрачно гудела я. – Я – над долиной пение птиц!
– И да падет благодатный дождь! – ревел Финн, налегая на меха.
– Воинам Скарра все нипочем! – орали Огго и Ивар, тоже налегая на меха.
– Хитрость кошачья тоже во мне! – не сдавалась я.
– Ха галла фенин хирайя дельбар! – подхватил Рис песню Рианнан.
Наверное, свет не видывал такого безумного хора. Я посмотрела на тетю Бек, и оказалось, что она тоже напевает наш гимн. И словно бы не замечает, что при этом ее то и дело обдает брызгами.
И бега могущество тоже во мне,И пламя, что крылья дракону дает,И всех их на помощь себе призову,И солнечный луч попадет прямо в цель,И все пробудится с приходом весны…Я допела до этого места и увидела, что Рианнан, продолжая петь, с изумленным видом показывает куда-то вверх. Я посмотрела туда и остолбенела, так что едва не забыла, что надо петь дальше. За огромным лоскутным выгнутым боком шара я увидела взмах огромного алого крыла, а когда я вывернула шею назад, передо мной мелькнул длинный ящерицын хвост. Алокровка. Это же Алокровка, подумала я. Отросла огромная и помогает нам!
Но непреложный закон гласит, что, раз уж запела гимн, прерываться нельзя, надо допеть до конца, поэтому я продолжала:
– И когда убывает луна и растет…
При этих словах я увидела, что Рис умолк, хотя качать меха не перестал, и тоже показывает вверх. Он вроде бы сказал: «Так я и знал, что Алокровка не простая ящерка!» Но гимн еще не кончился, поэтому я мрачно продолжала:
Я – полнолунья сияющий круг,Я – полумесяца тающий серп.Я – все, что меняется, все, что живет,Я – словно искрой мелькнувшая мысль.Я пела и представляла себе, как Алокровка летит над нами, над самым шаром, и тащит нас вперед, вцепившись ящеричьими лапками в многоцветную ткань и мощно вздымая перепончатые крылья. Зря Рис говорил, что крылья у нее не настоящие, подумала я. Еще какие крылья. И мне показалось, что море немножко отдаляется.
Но все остальные продолжали петь. И тетя Бек не замолчала, когда допела гимн, а снова завела его с начала:
– Я – по реке лососиный прыжок…
Я поспешно подхватила. Мы два раза пропели гимн от начала до конца и все-таки сумели как-то втащить себя обратно на высоту, так что брызги нас уже не мочили. И сами не заметили, как очутились на ослепительном солнце. Сквозь слепящую пелену я различила голубовато-серый туманный бугорок. Похоже, мы приближались к Логре. Но при этом поднимались все выше и выше.
– Так, все, – приказал Рис. – Молчим. Уф! – И плюхнулся на скрипучий плетеный пол.
А мы – я готова ручаться – поднялись еще выше. У меня стало неприятно в ушах.
– Сейчас оглохну, – сообщила тетя Бек. – Уши лопнут.
– Ничего страшного, – утешила нас Рианнан. – Высоко в горах тоже так бывает. Закладывает уши.
Тут я разглядела на горизонте золотую дугу полей и гор. Посмотрела наверх: там был
