– Матушка! – крикнул Ивар. – Помоги!
А Мевенна, развернувшись на фоне темного провала в небе, рассмеялась и простерла руку. Статуи заскрежетали, затрещали и начали осыпаться. Они стонали, когда разваливались на куски. Мевенна даже приняла Уолдо за статую. Его приземистая фигура выскочила из облака пыли и щебенки, в которую превратилась его оболочка, и вид у него был помятый и злобный. А толпа улюлюкала, глядя, как Мевенна крушит мое войско.
Потом Донал показал на Ивара и что-то сказал Мевенне, и та кивнула. Бедный Ивар остолбенел – тетя Бек скрыла от него, что его мать уже пыталась его убить, но теперь ее намерения были как на ладони – и пришел в полный ужас. И все равно я еще никогда не видела, чтобы он держался так храбро. Когда Мевенна простерла руку в его сторону, он повернулся к Рианнан и выдавил улыбку.
– Не надо! – закричала я. – Не убивайте его!
И тут всю площадь заволокло кроваво-красным – кроваво-красными извивами, чешуей, когтями и пламенем. Пелена пламени рассекла помост надвое и окутала Мевенну ослепительно-белым жаром, и королева словно испарилась. И Кениг и Донал тоже. Только золотой браслет вертелся, брякая, на обугленном помосте там, где они только что стояли.
Я увидела, как Уолдо ухватился за язык пламени. Не делись с ним, Алокровка, подумала я, потому что знала, что это ее пламя. Не давай ему обратить твою силу против тебя. Но Уолдо ничего не успел. Толпа завизжала и обратилась в бегство. Палача сбросило с помоста. По площади побежали трещины. Я увидела, как тетя Бек отодвинула всю шеренгу пленников подальше от середины. Я успела подумать: «Ах вот как она это делает!» – и тут в воздух взлетели обломки камня и брусчатки, и из-под земли взмыл великолепнейший бык на синих крыльях. На его спине сидел Огго, и был он настоящий принц с ног до головы. Потом он говорил, что представления не имеет, как ему не раскроило череп. Земля плавно сомкнулась под ними, и Огго соскочил с быка и бросился освобождать пленников.
Уолдо попытался сбежать. Но тут его остановили – прямо ему в лицо с пронзительным воплем, хлопая крыльями, бросился Зеленослезка, и регент, колыхаясь, будто мокрая губка, запрыгал на месте и замахал руками. А бык пригнул голову и двинулся на него. Я увидела, как он взревел и в ярости поднял Уолдо на рога, и Уолдо не стало.
Теперь воздух над площадью заполнили золото и синева быка, багрянец Алокровки и зелень Зеленослезки. Я вглядывалась изо всех сил, но Страхолюдину так и не увидела, и сердце у меня едва не остановилось от страха за него. Но потом я ощутила его шерсть тыльной стороной ладони, а потом – прикосновение холодного носа, будто прощание, но затем он объявился во плоти – серые полосы и пятна Зверя Севера.
Хранители остались прежними, какими мы их знали, но при этом стали больше и величественнее. От их исполинских фигур на площади потемнело, а они плясали и вились над нами, а потом сошлись вместе и испустили общий оглушительный радостный вопль. Они уже давно исчезли, а этот вопль еще звучал в наших ушах, замирая на севере и на востоке, затихая на западе и на юге. А потом настала полная тишина.
Отец с Рианнан запели. Не помню, что именно, помню только, какой мир воцарился в душе всех, кто их слышал. Я вообще почти не помню подробностей. Помню, как все обнимались, как король выбежал из дворца в халате под приветственные крики толпы, как смиренно Огго опустился перед ним на одно колено – и как тепло стало на душе, когда тетя Бек сказала, что сейчас лопнет от гордости за меня.
Статуи составились из обломков, все плащи и корсажи, уши и носы, обломки и осколки срослись обратно, и памятники затопали прочь. Кое-кто с тоской обернулся, как будто им хотелось поучаствовать в общем веселье, которому они положили начало и которое длилось несколько дней.
Помню, как я обняла Огго, а он обнял меня, и как он сказал:
– Как ты думаешь, Айлин, это совпадение? У нас, логрийских королей, такой же обычай, как у скаррских мудриц.
– Правда? – По его широченной, от уха до уха, улыбке я понимала, что он все сочиняет.
– Еще бы! – соврал он. – Вы, мудрицы, не одни такие. Вы выбираете себе мужа еще детьми, – он улыбнулся мне, – вот и мы тоже в детстве выбираем себе королеву.
– Что, правда? – улыбнулась я в ответ, да так, что от счастья чуть не треснули щеки.
Помню, как к нам подошел Финн, у которого вся борода намокла от слез, и сказал, что да, правда, и мой отец рассмеялся. И поцеловал меня в макушку, отчего я сразу почувствовала себя настоящей венценосной королевой, и сказал, что да, конечно, истинная правда.
А еще я помню – сейчас, когда пишу эти строки, – как через месяц-другой, когда на Скарре ударили первые заморозки, шла через вересковую пустошь. Восходила луна, и я спешила до темноты домой, собрать вещи. Мы с тетей Бек перебирались в Дромрей, к принцу Аласдеру и его отцу, верховному королю Фарлейну. Какая это была встреча! Отец с Люселлой были уже там. Огго должен был скоро приехать, чтобы учиться быть королем, хотя, по-моему, это ему не особенно требовалось.
Когда я проходила мимо спуска Туда, то застыла на месте. С того места, где я стояла, мне был виден замок моего дядюшки Кенига вдали, на побережье. Теперь он принадлежал Ивару и стоял пустой, потому что Ивар поселился в Пэнди с Рианнан. Но в том видении, которое было у меня во время посвящения, замка не было вовсе. Наверное, видение хотело сказать мне, что вскоре его уродливое колдовство развеется окончательно. А гораздо позднее я вспомнила, что в нашем домике не горели окна – потому что мне предстояло стать мудрицей не только Скарра, но и всего архипелага Халдии, и Логры тоже, когда нас с Огго коронуют. Теперь мы, островитяне, можем делиться своей мудростью.
А сегодня, когда все это осуществилось, у меня иногда появляется желание взять парусную лодочку и отправиться в плавание одной. И тогда я отплываю от берега и высматриваю волшебным взором Край Одиноких – и в конце концов нахожу. Я пристаю к берегу, взбираюсь на утес, прохожу через рощу, где из-под
