Потом мы бежали по улицам, освещенным пожаром. То и дело в небе появлялась сотканная из молний ветка и ударяла куда-то в город. Казалось, что кто-то ими управляет.
Деющие, владеющие молниями…
Что мы могли сделать?
Шум битвы и громыхания грома прокатывались по пустым закоулкам, пока мы не вырывались на какую-то площадь, где стояло много жителей разного возраста, в том числе женщины и дети. На площади стояли еще и фургоны, а городские стражники раздавали жителям мечи и шлемы. Мы встали там, а стражники выдали нам деревянный черпак и бочку воды, чтобы мы могли напиться.
Рядом мальчишка, лет, может, двенадцати, морочился с защелками меча. Я вынул и подал ему клинок.
– Ножны брось, – сказал. – Они тебе не пригодятся, но обязательно возьми шлем.
Мы послали на стены детей.
Что мы могли сделать?
Мы побежали дальше, а Н’Деле раз за разом оглядывался.
– В чем дело? – спросил Ульф.
– Кто-то бежит следом.
И правда, мы слышали топот, а потом в конце улочки появились трое. Высокие, с медной кожей, покрытой татуировками, как у Змеев, и один был без руки, у второго было три следа от ударов копья в грудь, а у третьего стрела торчала в центре тела.
– Вы их не удержите, – сказал Н’Деле. – Не потому, что это кебирийцы, но потому, что они орудие Суджу Кадомле. Не знаю, откуда они взялись у короля Змеев, но у них, похоже, другие приказы, чем у остальных. Идут за нами от перевала и идут следом за мной. Не умрут, пока я жив.
Упыри при виде Алигенде оскалили подпиленные, острые, словно у леопардов, зубы, а над мутными, мертвыми глазами их открылись другие: поменьше, но горящие призрачным светом.
– Что ты хочешь сделать, аскаро?! – спросил я резко и почувствовал, как грудь моя наполняется свинцом.
– Я их остановлю, – ответил он спокойно, вынимая сабли. Провел ладонью по рукоятям, принялся чертить на груди ряды значков. – А потом приду к вам.
– Нет! – крикнул я одновременно со Снопом и Ульфом, но Н’Деле уже бежал.
– Н’дуна, агана, – крикнул он и уклонился от первого удара, прокатился по мостовой и прыгнул на противника.
Мы бросились следом, но тогда один из маити суэнда издал жуткий звук, и между нами выросла стена гудящего пламени.
Меня тянули за петлю на панцире под затылком, а я вырывался и выкрикивал имя Н’Деле. Где-то позади слышал всхлипы Сильфаны.
Н’дуна, агана.
Прощай, друг.
Что я мог сделать?
Не знаю, как мы добрались до Башни Шепотов. Помню только улицы, крики, кто-то бежал, над городом шипели молнии.
– Я бегу наверх, – сказал Ульф. – Со мной пойдет только Филар и лишь на минутку, потому что я стану там деять, а это может оказаться опасным. Не знаю, что случится, но я должен их сдержать. Тогда я не буду знать, что происходит под башней, а вы должны проследить, чтобы сюда никто не вошел. Никто, понимаете? Станьте на площадке и сторожите входы.
Он замолчал и вдохнул поглубже.
– Это… может оказаться последним вашим заданием как Ночных Странников. Но оно самое важное. Потом либо война богов закончится и вы начнете жить нормально, либо то, что вы сегодня видели, – новый облик мира.
Сильфана вытерла кулаком глаза, размазывая сажу по щекам, а потом вынула меч.
Ульф заколебался, стоя в дверях, повернулся к ней и взял ее лицо в ладони.
– Никаких прощаний, – прошептал. – Мы встретимся. Все.
* * *На вершине Башни Шепотов выл ветер. Мы видели отсюда море и весь город, раскинувшийся под нами муравейником крыш, лесом башен и кольцами стен. Всюду вставали столбы дыма и царил полумрак, подсвеченный огнем пожаров и постоянными вспышками молний.
Когда я был маленьким и приближалась гроза, мой отец рассказывал мне сказки о драконах, живущих в тучах, которые сражаются друг с другом, метая молнии. О драконе, который хотел охранять людей, и о том, кто хотел их уничтожить.
Теперь я был уже взрослым и знал, что драконы, мечущие молнии, существуют. Двоих мы убили.
– Что ты хочешь сделать? – спросил я Ульфа, потому что не хотел, чтобы он умер.
Он махнул руками, словно желал охватить весь город. Стены, порты и пожары.
– Это все моя вина. Я привел сюда твой народ и привел Людей Огня, которым обещал помощь. Я и правда думал, что за стенами Сада они окажутся в безопасности, но правда и такова, что я хотел заманить сюда Деющих, чтобы забрать их из твоего мира. И смотри, что происходит: теперь твои люди гибнут от жара, от ядовитых тварей чужого мира, от живых трупов и живого едкого газа. От вещей, которые не одолеешь мечами. И теперь я должен встать против них. Они наконец показались, потому я должен их достать. Я должен это закончить. Парень, знаешь, если я и Фьольсфинн исчезнем, тебе придется стать Владыкой Ледяного Сада. Ты должен сделать из него то, чем он должен быть. Сад.
Ульф вышел в центр башни, где вокруг нас вставала ее странная «корона», похожая на когти. Он повел головой вправо-влево, а потом пошел к стоящему сбоку столику и взял глиняную бутылку, откупорил ее и долго пил. Потом вылил немного жидкости на руки и растер ее в ладонях. Потом еще расшнуровал кожаный мешочек и вынул оттуда обычную сушеную сливу, бросил ее в рот.
Я тоже потянулся, но он перехватил горловину мешочка и стиснул ее в ладони.
– Оставь! – крикнул Ульф. – Этажом ниже куча еды, можешь взять, что хочешь, если ты голоден, но к этому даже не приближайся. Это все раскалено от песен богов. Один вид их может тебя убить. Лучше всего встань в дверях, там, где барабан. Когда я скажу, дай сигнал Фьольсфинну, а потом убегай из башни. Ты ни в чем мне не поможешь, а вот нашим внизу – еще сможешь.
Потому я встал, где он мне сказал, Ульф же снова вышел в центр башни, между двумя столбами, что там стояли.
Темное, словно бы грязное небо снова порвали молнии.
Теперь множество людей спрашивает, как тогда деяли. Нужно ли было знать соответствующие слова и жесты? Нужно было их произнести или пропеть?
Не знаю.
Это выглядело так…
Всякий, кого я видел, деял по-своему. Мастер Фьольсфинн замирал на некоторое время в неподвижности, глядя перед собой, а потом просто делал короткий жест своим пастырским жезлом, что заканчивался серебряным деревом, а оно на миг начинало светиться, а то, что ему было нужно, возникало. Некогда я видел, как Нагель Ифрия танцевала среди зноя, который она и вызвала, но я не знаю, делала ли она так всегда.
Ульф бормотал себе под нос и делал странные жесты, словно передвигал что-то в воздухе или писал одним пальцем перед собой. А потом,
