– Значит, нужно повернуть в другую сторону, – заявил Лука. – Раз СС будут ждать, что вы попытаетесь выследить фюрера и убить его, не пытайтесь. Шансы на успех всё равно малы. Насколько нам известно, Гитлер может уже попивать коктейли на тропическом пляже.
– Новосибирск не согласился послать подкрепление, и единственная надежда завоевать Германию – усилить армию Райнигера. Этого не произойдёт, пока мы не убьём Гитлера и не разрушим присягу на верность. – Не говоря уже о политических играх с пленённых Германом Герингом. – План был идеален.
– Лучший, я знаю. – Лунный свет над головой годился только для призраков, но каждый сантиметр лица Победоносного озарился, когда он продолжил: – А что если нет необходимости снова убивать Гитлера? Что если нужно лишь уничтожить само представление о нём?
У Яэль перехватило дыхание.
– Что ты имеешь в виду?
– Фюрерайд вынуждает солдат безоговорочно повиноваться «лидеру Германской империи и народа, Адольфу Гитлеру». Не девятнадцати его двойникам. Доказательств их существования хватило бы, чтобы аннулировать эту клятву верности, хоть и не все поверят. Если мы сможем скопировать эти досье и распечатать их в выпуске «Рейха», если удастся разоблачить «Проект Доппельгангер» на «Рейхссендере», не только солдаты Вермахта встанут на сторону генерала Райнигера. – Свет, озаряющий лоб и щёки Победоносного, слышался и в его голосе. – Мы знаем, что Гитлер использовал меняющих кожу, но остальное население Рейха не имеет об этом ни малейшего понятия… Покажи Рейху то, что показала мне – распространи всю «конфиденциальную информацию», – и к нам присоединится не просто несколько гражданских.
«Рейх»? «Рейхссендер»? Гражданские? У Яэль закружилась голова от возможностей и нехватки кислорода. Она сделала глубокий вдох, успокаивая мысли.
План не был ужасен. Он не был плох. И даже мог оказаться хорош. (В конце концов, как можно лучше убить гидру, если не отрубив сразу все её головы?) С помощью доказательств существования Маскировочного отряда и его истоков в лице самой Яэль доверие к фюреру как личности будет подорвано. Неоспоримое влияние Гитлера, по сути, окажется под вопросом. (Настоящий? Или доппельгангер?)
– Это повлечёт за собой хаос.
– Именно, – ухмыльнулся Лука.
Прорваться в Министерство народного просвещения и пропаганды будет легче, чем проникнуть в фюрербункер. По крайней мере, возможней.
– Получить доступ к печатному станку «Рейха» слишком потребует слишком много времени. Будет лучше воспользоваться «Рейхссендером», но…
– Что?
Истина, которую Яэль носила под свитером, под кожей, была шокирующей. Не многие с ней смирятся. Даже с доказательствами, написанными чёрным по белому. Даже если она покажет миру, кто она и что пережила.
– Кто мне поверит?
– Ты не должна одна бороться против национал-социалистов. Позволь мне вместе с тобой выступить на «Рейхссендере». – Лука пылал как свеча. Лицо, слова и вера: яркие-яркие. Живой и горящий. – До того, как ты застрелила фальшивого фюрера, все жители Рейха слушали его тост в мою честь. Они наблюдали за моими гонками последние пять лет. Они знают меня. Черт, да некоторые, возможно, даже доверяют мне. Если мне суждено быть мальчиком с грёбаных Гитлеровских плакатов, значит, я использую это звание, чтобы подрезать мерзавцу крылья.
Пальцы его танцевали под её рукой. Нервные окончания кричали громче, чем когда-либо: МЫ ВСЁ ЕЩЁ ПРИКАСАЕМСЯ! ЧТО ТЕПЕРЬ? ЧТО ТЕПЕРЬ?
– Лука, студия «Рейхссендера» находится в самом центре Германии…
– Я знаю. В Министерстве народного просвещения и пропаганды. В Орденском дворце, на улице Вильгельма. Бегают за сахаром в соседнюю Канцелярию. Я много раз бывал там на интервью. У девушки в приёмной имеется целая коллекция моих фото с автографом.
Конечно же, имеется.
– Знаю, ты любишь забавляться, используя куртку вместо шляпы, но на этот раз такое не пройдет, – заметила Яэль. Пройтись по улице Вильгельма с Победоносным Лёве равнозначно тому, чтобы самостоятельно нацепить мишени себе на спины.
– Министерство пропаганды не единственное место, где есть всё нужное для съёмок оборудование, – доказывал Лука. – Если мы найдём его в Райнигеровской части Германии, то сможем заранее записать выступление, как это делается в «Разговоре с Канцелярией». Тебе потребуется проскользнуть в Орденский дворец лишь для того, чтобы включить плёнку.
– Это… – если и были аргументы против, Яэль не могла их придумать, – может сработать.
– Это сработает. – Уверенность Луки была заразительна. Распространилась подобно лихорадке с кончиков его пальцев в неё, пока не заполнила всю Яэль до краёв. Крики нервных окончаний смешивались с железным голосом самосохранения и надеждой.
Что теперь?
«ТЕПЕРЬ МЫ ДЕЛАЕМ СЕБЯ САМИ»
Яэль не была монстром, а Лука – следующим поколением национал-социализма. Они – то, чего весь Рейх должен бояться больше всего на свете. Еврейская девушка и немецкий парень, держащие в руках будущее и прошлое – вместе.
Они просидели так, сколько могли – его кожа к её волкам, – пока дверь амбара не открылась шире, заливая двор светом. Мириам звала их.
Лука покосился в сторону амбара.
– Она же не станет снова кидаться на меня с ножом, правда?
– Не сегодня. – Яэль не хотелось отпускать его ладонь. – Подожди, ещё кое-что.
В новом свете фотография была чётче, полна мелких деталей: изгибов ресниц и потертых ниток, выглядывающих из-под ворота свитера. Яэль устремила взгляд на одиннадцать лет назад, подхватила все чувства и ощущения, и изменилась.
В себя. Не в точную копию девочки, а в её переосмысление. (Взросление оставляло множество возможностей для интерпретации). У неё был высокий лоб и вытянутые кости лица. Тёмно-каштановые волосы стали длиннее, завиваясь на концах, щекоча внутреннюю поверхность руки. Цвет глаз Яэль выбрала как у матери. Темноту соснового леса, собранную из прохладных теней и богатого оттенка земли. Внешность такая далёкая от облика Адель Вольф, или Эльзы Шварц, или многих других, в которых она провела свою жизнь.
Эта казалась подходящей.
Зеркало бы не помешало, но на самом деле Яэль оно было не нужно. Она знала, что это лицо – правильное. Видела во взгляде, которым смотрел на неё Лука. Его веки были влажными от слёз, а огонь идеи, плана, желания изменить всё ещё полыхал в его синих глазах.
– Это твоё самое лучшее лицо, – сказал он.
Глава 39
Дорога до Германии не была прямой. Они вернулись, чтобы подобрать брошенные мешки с картошкой, и только потом двинулись по предложенному Хенрикой маршруту. Сначала на север – по пустым сельским дорогам. Была очередь Мириам вести машину, и хотя круги под её глазами цветом напоминали темноту предрассветного неба, она согласилась. Для Яэль усталость тоже стала верной спутницей, но из-за неудобства от документов, примотанных к торсу, и постоянных мыслей о том, что ждёт впереди, спать удавалось лишь урывками.
Западнее блокпосты и ряды беженцев становились чаще, как и желание «ХВАТАТЬ ПИСТОЛЕТ ВООРУЖАТЬСЯ», когда патрульный стучался в окно. Яэль каждый раз удавалось его подавить, она повторяла привычную историю «везём картошку дяде» (которая казалась всё неправдоподобней с каждым
