Но Луку это, кажется, не беспокоило. Победоносный перенял инициативу, направляясь к новой пристройке министерства.
– Куда мы идём? – спросила Яэль, стараясь следить за тем, чтобы шаги оставались уверенными, хотя сама была далека от спокойствия.
– Снимать пропагандистское видео долго и мучительно скучно, – пояснил Лука. – Пришлось отыскать все укромные местечки, где можно тайком выкурить сигарету между интервью.
Одним из таких «укромных местечек» оказался служебный вход. Тяжёлая дверь открывалась в сторону гравийной площадки, полной машин «Рейхссендерской» флотилии репортёров. Незаметный и малоиспользуемый, вход никем не охранялся, будучи просто запертым на замок. Яэль присела перед дверью, доставая шпильки из кармана формы обершутце. Руки её перестали дрожать уже почти полчаса назад, но всё равно пришлось долго повозиться, скрипя зубами и кусая губы, чтобы открыть замок. Когда скрипнули петли и дверь распахнулась, Яэль вздохнула с облегчением.
Они проникли внутрь.
Никто не заметил. Никто и не мог заметить. Пристройка была на удивление пуста, но, решила Яэль, зачем снимать «Ложь и любовь в Лебенсрауме», когда большинство поселений самого Лебенсраума стёрто с лица земли? Новости тоже были не нужны, когда Рейх желал держать свой народ во тьме незнания. Хватало и речи фюрера.
Гранитные коридоры тянулись всё дальше и дальше. Их стены покрывали плакаты за целое десятилетие. Лучшие работы Геббельса. Многие сохранились ещё с войны: невероятно высокие солдаты с невероятно сильными челюстями, за спиной их, словно в буре, вздымаются знамена со свастикой. Была здесь и старая акварельная реклама Союза немецких девушек, в том числе и плакат, с которого когда-то давным-давно Яэль позаимствовала лицо.
А потом она увидела Луку.
1953. Слава Победе!
Яэль видела плакат и раньше, но на этот раз почему-то остановилась.
Челюсть его была такой же сильной и упрямой, как у всех здесь. Лука стоял перед своим Цюндаппом KS601, салютуя кому-то за пределами рисунка. Железный крест висел на шее. На заднем плане флаг со свастикой таял на карте пути Гонки Оси.
Настоящий Лука остановился рядом с ней, неуважительно проворчав: «Мне пришлось позировать художнику – Мьёлниру – часами. Геббельс орал на меня за каждое малейшее движение. Не поверишь, как всё тело начинает чесаться, когда тебе запрещено двигаться. Мочки ушей, мизинцы на ногах, не самые приличные места… Каждый раз, когда Геббельс отворачивался, я пытался почесаться о руль мотоцикла».
Яэль не смогла сдержать улыбки при мысли об этой картине: четырнадцатилетний Лука, старающийся избавиться от зуда с помощью стоящего рядом Цюндаппа. Портрет, совершенно не похожий на затянутый свастикой плакат «Слава Победе!».
Лука не улыбался. Прищурившись, он ожесточённо смотрел на плакат, и Яэль задумалась, а что он сам видел, устремив взгляд мимо краски в самую память.
– Это не Лука Лёве, – прошептала она. – Это мальчишка, которого хотели видеть Гитлер, Геббельс и Мьёлнир. Ты мог превратиться в него, но решил стать кем-то большим.
Что-то в её последних словах заставило Победоносного оторваться от своей акварельной пародии. На этот раз он улыбался. Не нагловатой ухмылкой, к которой так привыкла Яэль. Не натянутым оскалом. Одними губами, без зубов. Мягкой, искренней улыбкой.
– Надо двигаться дальше, пока удача на нашей стороне, – сказал Лука. – Ни разу не видел это место таким безлюдным…
Было что-то зловещее в том, как их шаги эхом отдавались в бесконечных коридорах с творениями Мьёлнира. Как они поворачивали за угол и находили очередной пустынный коридор с запертыми дверьми. Лука подошёл к ближайшей.
– На этой студии снимали все мои менее официальные интервью, – объяснил он. – Здесь должно быть всё необходимое, чтобы записать выступление.
Победоносный протянул руку, открывая дверь студии.
Но комната не была пуста.
Глава 48
Я не умру.
Но Мириам знала, что это произойдёт, когда Баш закончил свой отсчёт. Вычислила это методом исключения. Ему нужны голоса Каспера и Йохана. Нужно лицо Адель. Он не стал бы стрелять в Вольфа, из этого мальчишки слишком легко было вытягивать информацию. Яэль, слава всевышнему, удалось скрыться.
Оставались Мириам и Бригитта и, несмотря на речь Каспера, одной из них прилетит пуля в лоб. Мириам уже успели прострелить плечо – и этого ей было более чем достаточно. Есть более умный выход из сложившейся ситуации. Если Башу нужен голос Каспера, Мириам его предоставит.
– Я это сделаю. Я сяду за радио.
Штандартенфюрер не опустил пистолета. Кольцо-печатка блеснуло на свету.
– Других я не просил.
– Я меняющая лица, – Мириам понизила голос, хрипло имитируя Каспера. Сработало неплохо. Голос оперативника действительно охрип от многих дней беспрерывной болтовни. – По радио никто не сможет ощутить разницу между моим и его голосом. Вам ведь нужно только это? Убедительная ложь?
Губы Баша дёрнулись. Мириам не могла разобрать, что означало это движение: недовольство или одобрение. Возможно, выражение лица прочитать было сложно, но не самого мужчину. Мириам знала многих таких, как он: безжалостных созданий, играющих с добычей, прежде чем её сожрать.
Как их обдурить?
Стать добычей и играть, играть, пока они наблюдают, облизываясь.
А потом нанести удар.
Притвориться добычей было несложно. Мириам всего лишь раненая еврейская женщина – всё это обесценивало её в глазах штандартенфюрера.
– Сколько же лабораторных крыс за всё время потерял доктор Гайер? – проворчал мужчина и указал на радиоустановку. – Отлично. Присаживайся. – Потом приказал своим людям: – Заткните остальным рты. Мы же не хотим, чтобы они поднимали лишний шум. И кто-нибудь перетяните рану заключённой. Будет плохо, если она посреди сообщения упадёт от обескровливания.
Из-за потери крови у Мириам кружилась голова. Шатаясь, она добралась до связной установки. Каспер успел одарить её парой красочных эпитетов, пока рот ему не заткнули кляпом, но Мириам сделала вид, что глуха к оскорблениям. И что ярость не сжигает её до костей при виде предателя Вольфа. Она должна была понять, что это он – информатор, должна была узнать его мотивы и не выпускать негодяя из вида. Но сейчас это было уже неважно. Он отправится на ту же плаху, что и все остальные, если Мириам не справится…
Она даже не была уверена, как собирается справляться, когда садилась за радиоустановку, вздрагивая от боли. Один из солдат грубо принялся заматывать пулевое ранение.
– Что нужно передать?
Спрашивая, Мириам опустила глаза и оглядела комнату. Кнопки, два затвердевших тела, разбитая пишущая машинка, телевизор (чудесным образом переживший перестрелку), ещё мерцающий в углу за столом… всё это бесполезно. Люди штандартенфюрера перевернули весь подвал, разрывая стоящие на полках книги и швыряя ненужные документы на пол.
Своими действиями они поднимали ужасный шум.
– Скажи, что штаб-квартира осталась незамеченной, все живы, – приказал Баш. – Затем запроси
