– Амрита, я Страж, не забывай. Мне ведомы человеческие мысли. Но не нужно быть Стражем, чтобы понять, что ты хочешь спросить. У меня нет женщин, кроме тебя. Когда ты умираешь в танце, я нахожу твою душу среди роз в Саду. Ты всегда со мной. – Он перелистал одну из сафьяновых книжек – между страницами желтели лепестки белой розы.
– Ашер… – только и смогла вымолвить она.
– А еще я придумал город в твою честь. Цветочный город. Флорентию.
– Ты построил его?
– Нет. Строили его люди. Но, прежде чем что-то появится, это надо придумать. Я взял мотивы камня, башни, цветка, мотив сада. Круг – вечность, звенья цепи – бесконечность. Смотри, на ладонях еще остались следы, – он протянул ей свои руки, выискивая нужные фигуры среди переплетенных, спутанных линий лабиринта. Он чертил, показывал ей, как сакральные знаки возникают один из другого. Амрита плохо его понимала. Но всегда, когда Ашер начинал говорить о своей работе, он увлекался, глаза разгорались темным огнем, было видно, что это – самое важное в его жизни. – Добавил мотив яркой звезды – Солнца. И получил город, где замирает время. Населил его художниками, музыкантами, ювелирами и искусными ремесленниками. Это самый лучший город на свете. Город, где хорошо выделанная кожа ценится наравне с драгоценностями. Там в любом веке можно привязать лошадь на улице и есть куда поставить факел. Жители моего города прекрасны и жестоки. Они любят искусство и убивают без жалости. Они живут в высоких башнях с узкими лестницами, потому что так удобнее обороняться. Там на площади Санта-Кроче, перед церковью Святого Креста, играют в самый зверский вид футбола – «кальчо». Игроков уносят с поля с проломленными черепами, вывихнутыми руками и ногами. А на следующий год выжившие вновь выходят на площадь. Их сила духа поражает. Но они всегда жалуются на жизнь, потому что боятся спугнуть удачу, с которой, как они считают, они родились.
* * *Дон Асад был недоволен Первым Стражем. Вопреки запретам дона Гильяно, Ашер обратился к флорентийским ювелирам из Внешнего круга, а это означало только одно – он решил жениться. К сожалению, лишь одну женщину Ашер мог выбрать в жены, и это было известно дону Асаду. Глупо было надеяться, что сын придет к отцу за благословением. И дон Гильяно не стал ждать, он вызвал Ашера Гильяно к себе в кабинет. И отпустил Секретаря, или, как еще эту должность называли в Доме, Свидетеля, молодого мужчину в безукоризненном костюме, с тщательно уложенной прической, который служил дону Асаду вот уже триста сорок лет.
Приказ явиться в кабинет дона Гильяно застал Ашера за работой. Перед глазами еще стоял последний ряд знаков с Таблиц, и Ашер все еще размышлял над их интерпретацией. Дон Асад не хотел формального разговора – провинившийся стоит столбом, а дон Гильяно восседает за столом в кресле, как Высший Судья. Хотя мальчишка заслуживает хорошей встряски. Дон Гильяно поколебался, но все же указал на кожаный диван в глубине кабинета, предупреждая, что разговор будет личный, запись о нем не ляжет обвинительным грузом в документы, не останется позорной строкой в летописи Гильяно.
– Выпьешь?
Ашер кивнул.
– Лед? – взглянув на него еще раз, спросил дон Гильяно.
Как всегда при работе с Таблицами, шрамы на ладонях горели, подсказывая варианты интерпретаций, и этот жар можно было приглушить ледяным бокалом, хотя в другое время Ашер предпочитал пить виски безо льда.
– Да, пожалуй.
Дон Асад сам был Первым Стражем, пока на этом посту его не сменил Ашер Гильяно. Разговор двух Стражей мог показаться необычным со стороны. Они почти ничего не говорили вслух, обменивались дежурными фразами. Настоящая беседа происходила ментально. В ней не было слов, которыми обычно изъясняются люди, это был набор знаков.
– Чем занят?
Ашер послал дону Гильяно цепочку образов. Тут же вернулся к последнему образу, убрал хвостик-закорючку и перекладину сверху. И тотчас на одной из Таблиц знак изменился по воле Ашера Гильяно. Он еще не был закреплен и мерцал, но начерно план уже был составлен, и другие знаки рядом с ним начали постепенно менять свои очертания.
– Интересно. Но лучше закрой последовательность, чтобы твои чувства не влияли на работу.
Он дождался, когда Ашер очистит память.
– Ты вновь нарушаешь Закон, мальчик мой. Ставишь под угрозу наш с лилу Договор. Почему бы тебе не отказаться от своих планов во имя благополучия семьи?
– То есть, если я женюсь на Амрите, не бывать мне доном Гильяно? Это вы хотите сказать?
– Ни ты, никто другой не может знать, кого я наметил в преемники.
– Я больше не могу жить так, как жил раньше. И она не может.
– А я тебе говорил: ты должен отказывать ей и два раза, и десять раз подряд, и семьсот лет кряду.
– Однажды я отказал ей по вашему приказу, дон Гильяно. До сих пор эта червоточина в ее душе для меня как обвинение в покушении на убийство. Зачем было приводить ее в Дом, а потом убивать?
Дон Гильяно покружил исчезающие кубики льда в бокале:
– А ты не сможешь вынести ее смерти, – прозвучало насмешливо, почти ехидно.
Ашер не собирался разыгрывать стойкость и безразличие, да и врать при ментальной передаче было слишком тяжело и почти невозможно такому Стражу, как дон Асад:
– Не смогу.
Дон Асад еле заметно вздохнул. Он не любил говорить правду. Горькую истину он предпочитал оставлять при себе. От домочадцев требовал лишь беспрекословного выполнения приказов. Но Ашер был не из тех, кому можно просто приказать.
– Беда в том, Ашер, что ты прячешься за мою спину. Не тебе решать проблемы с лилу. Не к тебе они приходят с претензиями. Не тебе они угрожают. Я, дон Гильяно, вынужден выслушивать их мерзкие требования. И я вынужден им что-то отвечать, выгораживая тебя. Веришь или нет, но в иной год мне хочется передать тебе нож и кольцо, чтобы ты сам разгребал свалку, которую ты же и устроил. Единственное, что меня останавливает, это обязательства перед семьей. Ты не готов отвечать за всех. Ты не можешь отвечать даже за себя. Видимо, неправильно понимаешь фразу о том, что ради любви нужно идти на жертвы. Ты стремишься принести в жертву своей любви всех нас, свою семью, свой Дом. Вместо того чтобы задуматься о благе многих, думаешь только о себе.
В нижнем смысловом слое, как зловещий пунктир, просвечивало: «Я могу заставить тебя». Но что такое Страж, после того как вопреки собственной натуре он примет чужую волю? Он больше не будет Первым, в лучшем случае станет кем-то, кто выполняет приказы. Он больше не сможет творить, если его
