– Тебе сходило с рук очень многое, потому что ты Страж. Но быть Стражем не означает вседозволенность.
Это уже была прямая угроза. Ашер стиснул бокал – вперемешку со льдом на пол посыпалось стекло.
– Я верю в то, что, если поступаешь в согласии со своей душой, ты движешься в верном направлении. Амрита станет моей женой. А лилу придется заткнуться.
* * *Занимался вечер. Близился Час коктейлей. Донна Кай оборвала бесконечно вьющуюся нить своего плотного расписания, ей нужно было поговорить с сыном. Служитель вернулся ни с чем:
– Стражи заняты с Таблицами МЕ.
Никто не смел отвлекать Стражей от Таблиц. Они наносили знаки на Таблицы синхронно, повинуясь неслышной команде Первого Стража. Фигуры, вычерченные на ладонях, должны были быть свежими, раны – кровоточить. Кровь бурлила на высшей точке кипения, прожигала камень, оставляя на нем рельеф знаков. Чем точнее было нанесение, тем чище получалось отражение, которое транслировалось в мир, отражаясь еще десятки, сотни раз, как эхо, замирая вдали. Далекий отголосок ключа возвращался на Таблицы Отражения, часто внося сумятицу и неразбериху в изначальные знаки. Его нужно было быстро осмыслить – стереть или исправить, иначе ключ отражался еще раз, уже искаженный.
Но донна Кай не могла ждать. Она чувствовала – что-то должно случиться. Ее сын принял решение, и никто, даже дон Гильяно, не смог отговорить его. Ей надо попытаться. Он всегда прислушивался к словам матери. Странно, но ей всегда было легче с младшим близнецом, с Шемом. Хотя с ним она не пережила и доли того, что связывало ее с Ашером.
На кладбище ковер короткостриженой травы приглушал шаги. Горбатые спины могил не несли имен. Только Гильяно знали, кто лежит в них. Но среди обычных камней стояли и эти, отшлифованные до холодной гладкости, – черные зеркала. Таблицы Отражения. Напротив них, на строго отмеренном расстоянии, высились другие камни – пористые, траченные бурями и солнцем. Таблицы Нанесения. В них въелась вязь письмен, углов, квадратов. Для непосвященного – полустертые строчки эпитафий на непонятном языке.
Стражи не наносили ключ, будь иначе – вибрации чувствовались бы большинством обитателей Дома. Они стирали написанное. Ребром ладони, пока кожа не сойдет, как перчатка, и кровь равномерно не покроет камень. Они уничтожали часть старинного ключа. И под их руками исчезали приметы времени. Забывались песни, сказания, символы, имена. Пластами исчезала в бездне история: даты, причины событий, мотивы глав государств, тактика полководцев. Под руками Стражей погибали города: их заносило песком, на них обрушивались эпидемии, гром и молния сходили с небес, память о них становилась тонкой, как паутина. Но если в случайных книгах города и правители упоминались под другими, непривычными, именами, то так они могли спастись от забвения.
Безмолвный знак – и Стражи с легким поклоном отступили от Таблиц. Ветер закрутил черные плащи за их спинами в спирали. Старомодные плащи, маскарадные костюмы – скорее дань традиции, чем необходимость. Пока донна Кай шла к сыну, поняла, что Ашер уже знает все, что она ему собиралась сказать. И она поспешила предупредить поток обвинений, которые он мог бы ей предъявить:
– Ты думаешь, я не желаю тебе счастья? Ревную тебя, завидую Амрите?
И поскольку Ашер многозначительно молчал, она почти закричала:
– Так проверь меня! Я не стану закрываться. Смотри!
Он покачал головой.
– Гильяно не вспоминают о прошлых жизнях, – произнесла донна Кай формулу Закона. – Но ты помнишь, как мы были влюблены, как рождались братом и сестрой и даже близнецами. Я всегда за тебя, Ашер. Ты хотел родиться Стражем, но гены никак не складывались в правильную комбинацию, я сделала все, чтобы у тебя было больше шансов. Стала женой Стражу Асаду, матерью тебе и Шему. Если ты нашел свою любовь, я рада. И не собираюсь мешать.
– Кай, я верю тебе, – уставшим голосом ответил он ей.
– Но я хочу, чтобы ты добился всего, чего желаешь. Чтобы составить счастье этой девочки, ты откажешься от своей мечты? Ты готов ради нее отказаться от места дона Гильяно?
– Мне придется, Кай.
Она испугалась интонации его голоса. Он смирился. Он готов принести жертву. Если огонь сомнений и пылал, то уже погас, даже адских углей не осталось. Тишина остывшей золы, которую она, как кочергой, ворошила вопросами, пугала больше надрывного крика. Донна Кай попыталась зайти с другой стороны:
– Знаю, насколько тебе трудно с женщинами, ты с первого взгляда распознаешь хитрость, коварство, они ищут выгоды, думают о том, как лучше устроиться в жизни. Когда видишь душу, то слишком велик контраст, если вдруг встречаешь чистую, ничем не замутненную. Ее душа чиста. Но Амрита в своем сознании – младенец. Она не жила на свете дольше двух лет. Что будет с ней через десять лет? Ты уверен, что ты ее единственная любовь. А вдруг нет? Вдруг только первая? Ты сможешь пережить предательство?
– Она не предаст меня.
Бесполезно. Говорить, спорить – бесполезно. Он не изменит решения. Ашер и сам как Таблицы МЕ с нанесенным ключом: пока не вернется эхо и не внесет в знаки хаос, наполняя их обратным смыслом, рождая новые союзы, ключ не изменится. Ключ выжжен кровью Гильяно, что, как кислота, разъедает камень.
– Я не говорю, что ты должен отказаться от Амриты, просто сейчас не время, чтобы на ней жениться. Почему бы тебе не подождать, пока ты не станешь доном Гильяно? И подумай вот над чем, Ашер: если ты сейчас решишь подождать с женитьбой, то тем самым докажешь дону Асаду, что Дом для тебя важнее личных амбиций.
– Это лицемерие. Именно так бессмертные души начинали свой путь к УР.УШ.ДА.УР.
– Но УР.УШ.ДА.УР больше нет. Ты сам стер его знак.
– Но это не значит, что ради места дона Гильяно нужно обманывать себя и других.
– Но где же здесь обман? – мягко возразила донна Кай.
– Обман в том, что я могу ждать. На самом деле больше ждать я не могу. Каждый год для меня – испытание: проснется Амрита – не проснется, пригласит меня – не пригласит. Когда пригласит? Поверит ли мне она? И снова по кругу. Я не успеваю встретиться с ней, как уже должен прощаться. Я устал бывать на ее похоронах. Я не могу больше видеть ее взгляд, который говорит: «Ты же Страж, сделай с этим что-нибудь». И я сделаю.
– Ты ждал семьсот лет, – напомнила она, в ее словах прозвучала горечь, как сок полыни. Она втайне надеялась, что Ашер не зайдет так далеко.
– И больше ни одного года ждать не собираюсь. Я не знаю, какая сила заставляет ее помнить обо мне. Но каждый раз я боюсь, что эта сила иссякнет и она больше не узнает меня. Я не готов рисковать снова и снова. – И после долгого молчания добавил: – Если мы с тобой, Кай, проснемся розами в Саду, то
