Нэнси устало хмыкнула, и леди Саллет продолжила:
– Что ж, очень хорошо. Он далек от идеала, но в мире есть места куда более жестокие, Нэнси, поверь мне. Не думаю, что Дариен представляет собой худшее из всех обществ… но мы встречали и другие, и они оказывались воплощением кошмара наяву.
Нэнси встала, сжав губы, и поспешила к воину, лежащему в грязи в дальнем конце канавы, где его и бросили. Она снова присела, а когда встала, воин был уже мертв – из щелей между пластинами доспехов клубился пар.
Нэнси молча шагнула к третьему воину.
Один из солдат яростно воззвал к леди Саллет, но та даже не обратила на него внимания. Она смотрела на Нэнси, завороженная не то страхом, не то любопытством. Леди Саллет не знала, пытается ли девушка спасти ее воинов или хочет попросту их уничтожить.
Равновесие сил в Дариене находилось в руках девушки.
Леди Саллет почувствовала взгляд хирурга и обернулась: мужчина снова положил руку на рукоять револьвера и многозначительно смотрел на свою госпожу. Леди Саллет покачала головой и подняла ладонь, намекая, чтобы он повременил. Между тем части незаменимого сокровища уничтожались одна за другой – прямо у них на глазах.
С третьим воином Нэнси сплоховала. Толком не понимая, что делает, она была близка к панике, похожей на ту, что охватила ее во дворце, когда девушка боялась, что ее застрелят.
Магия с ревом вырвалась наружу, и броня треснула под внезапным напором жара, растекаясь расплавленным железом. Нагрудная пластина раскололась надвое, но трясущееся, почерневшее существо внутри не почувствовало свободы, оно вскрикнуло и умерло. Нэнси встала, грудь ее вздымалась под напором эмоций. Она направилась к четвертому, еле-еле волоча ноги.
Человек в броне услышал ее шаги. Наверное, он сообразил, какая участь постигла его товарищей, а может, вдохнул запах горелого мяса, витающий в воздухе. Четвертый воин жадно боролся за каждый вдох: он не хотел сдаваться, несмотря на запертый «гроб», постепенно убивающий его. Когда Нэнси присела рядом с ним, он что-то прошептал во тьму, сгустившуюся вокруг него.
– Удачи, – пожелал он Нэнси, пытаясь удержать остатки воли, рушащейся с каждым вдохом, за который приходилось с остервенением бороться.
Ни одного солдата, привыкшего носить доспехи, не пугали замкнутые пространства. Броня Зеленого отряда Саллет была не теснее любой другой. Но многое изменилось. И когда четвертый воин ощутил жар пальцев Нэнси, пронизывающий его плоть, он почувствовал нечто вроде облегчения при мысли о смерти, а уж затем превратился в бормочущее, дергающееся и извивающееся существо, неспособное даже вздохнуть, как следует, чтобы закричать.
Нэнси была поглощена своим занятием и полностью сосредоточена на своих действиях. Она зажмурилась, а зеленые лучи все вырывались и вырывались из ее пальцев и обволакивали доспехи. Внезапно закованный мужчина застонал, и металлический гроб начал поддаваться. Воин вздрогнул и резко сел. Нэнси отлетела к противоположной стене двора. Широко распахнув глаза, она поднялась на ноги и принялась наблюдать за воином. Он стащил с головы шлем и раздвинул нагрудную пластину. Теперь Нэнси увидела его лицо – блестящее от пота и с покрасневшими глазными белками глаз. Воин продолжил дергать рычаги и нажимать на какие-то кнопки, пока не освободился от панциря, детали которого со звоном падали на землю. Мужчина тоже рухнул на землю, а потом оперся на локти и колени: бывший узник тяжело дышал, смеясь и жадно втягивая воздух, с каждым вдохом набирая его в легкие, испытывая радость, сравнимую с чувством свершившегося возмездия.
– Вот видишь, – вымолвила леди Саллет.
Воин был молод и крепко сложен – наверное, именно благодаря этому он сумел встать по стойке «смирно» уже через несколько секунд.
Нэнси заметила, как его качает.
– Попробуешь еще? – спросила леди Саллет.
Нэнси кивнула. Она не знала, приведет ли возрождение Зеленого отряда Саллет к тому, что в Дариене воцарится закон и порядок. Она и вообразить себе не могла, насколько это ужасно – медленно умирать, и не могла позволить, чтобы еще двое солдат погибли от удушья, в то время как она могла их спасти.
Она подошла к последним двоим, которые с покорностью, присущей самой смерти, ждали своей участи: сгореть или выжить.
А в городе до сих пор продолжалась битва. Возможно, Зеленые воины Саллет еще сыграют свою роль, если Нэнси сумеет вернуть их к жизни…
Опустившись на колени возле пятого, она услышала, как перепуганный мужчина шепчет молитвы.
– Успокойся. Я постараюсь тебе помочь, – сказала ему Нэнси.
Глава 21
Охотник
Генерал Джастан смотрел, как из-за поворота появился мужчина и направился прямо к нему. Две девочки, сидящие на кобыле, принялись радостно перешептываться: «Папочка!»
Генерал не обернулся. Только не сейчас, когда враг, которого он боялся, подошел так близко. Синяя Граница отрезала путь к отступлению, Гандис Харт и его людишки спрятались за преградой – жалкие трусы. С этой позиции отступать уже некуда. Но брови генерала Джастана поползли вверх, когда он увидел, в каком состоянии этот человек, который по-прежнему пытается бросить ему вызов.
А Элиас пошатнулся. Он брел, не разбирая дороги. Ему оказалось трудно выбраться из толпы, когда та зажала его у ворот. Никакие преимущества, включая его дар, не помогли ему, когда загремели выстрелы и люди принялись бежать без оглядки. Элиасу удалось зацепиться за генеральскую карету одной ногой и рукой, но его тотчас «оторвали», и он упал, когда сотни человек пробегали мимо него. Он получил пулю в живот и мучился от боли; кровь сочилась из раны и пореза на ноге и обагряла землю. Он не утруждал себя разглядыванием своих ран – все равно он не мог себя исцелить. Поэтому он направил все силы на то, чтобы не быть затоптанным горожанами и солдатами, которые бросались друг на друга и убивали, демонстрируя нечеловеческую жестокость.
И теперь он, человек, которого генерал Джастан так боялся, напоминал скорее бездомного бродягу, нежели охотника. Воротник пальто Элиаса оторвался и висел на нитке, сверкая обрывками стежков, смахивающими на клыки. Сам Элиас был покрыт грязью, если не сказать больше – засохшая кровь смешалась с дорожной пылью, сделав его похожим на ходячий труп. Лицо его испещряли ссадины и синяки, один глаз заплыл и почти не открывался. Наверняка Элиас получил удар, от которого не сумел уклониться.
Внезапно на генерала накатила волна облегчения. Элиаса можно ранить, а если человека можно ранить, значит, его можно и убить. Приступ паники отступил, и генерал Джастан улыбнулся. Как же измотан его враг! Элиас не был ни богом, ни хитрым убийцей. К генералу плелся измученный отец, идущий по следу армии вторжения. Ни одному командиру не понравилась бы ситуация, когда путь к отступлению отрезан, но
