– Господин командующий, полковник Ластерхавт-увер-Никш!
Хорст воздвигся у входа, загородив свет и впустив холод. Ростом и статью Создатель полковника не обидел, подходящими были и голос, и физиономия, от которой художник-баталист, особенно варитский, впал бы в восторг. Увы, Дубовый Хорст, к несчастью для себя и временами – для армии, не позировал, а воевал. Честно и храбро.
– Монсеньор, – проревел он, – я готов объяснить мою позицию о недопущении к вашей особе нового дриксенского убийцы.
– Не надо, – поморщился Эмиль. – Вы решили, что китовники, потерпев неудачу, повторят попытку.
– На этот раз дриксы будут действовать с большей хитростью.
– Не опасайтесь, – продолжать разговор об убийцах Савиньяк не стал, потому что от смеха делалось больно. – Меня защитят, а ваше место сейчас не у палатки командующего, а в бою.
– Мой маршал, – немедленно воодушевился Дубовый, и это не было равнодушием к судьбе командующего, просто начальству виднее! – Где именно?
– Представляете, где находятся бергеры?
– Так точно, господин командующий!
– Поднимайте ваш полк и форсированным маршем отправляйтесь на стык центра и правого крыла… туда направился генерал Ариго, и ему в самое ближайшее время потребуются стойкие, не признающие отступления бойцы. Такие, как ваши… Не теряйте времени!
– Будет исполнено!
– Выступайте немедленно.
Оживший памятник потопал к выходу. Никакой он не дубовый, он мраморный! Надо изваять, назвать «Слава варитов» и презентовать новому кесарю. На коронацию.
– Монсеньор, – Сэц-Пуэн уже был тут, – письмо принца Бруно. Прошу разрешения вскрыть.
– Чушь! – Эмиль бросил взгляд на питье, которое подлый лекарь оставил так, чтобы торчало перед глазами. – Давай письмо, а пока перелей эту пакость во флягу и держи у себя. Только без ахов и охов, я сам знаю, для чего оно.
Одноглазый капитан спорить не стал, и искушение исчезло.
– То-то же, – одобрил командующий, срывая печати. Бруно был вежлив, величественно уверен как в собственных силах и успешном исходе сражения, так и в том, что у маршала Савиньяка все развивается согласно плану. Тем не менее о помощи генералу Рейферу в его действиях старый бык просил очень настойчиво и убедительно. Окажись в письме приписка от Рокэ, любая, Эмиль бы немедленно отправил к Рейферу не только Придда, но и Шарли, однако Алва молчал, а Бруно на него не ссылался даже намеком. Это могло означать как отсутствие Рокэ поблизости, так и их с фельдмаршалом разногласия. Впрочем, Алва, где бы его ни носило, при необходимости сигнал подать бы сумел, а он не подавал, и логика в этом просматривалась.
Такого противника, как объединенная армия фок Ило и Гетца, на здешних позициях без серьезных собственных потерь не разгромить. Последнее же, мягко говоря, нежелательно. Весной армия потребуется уже для собственных нужд, с Бруно же хватит предотвращенного разгрома, дальше пусть сам старается. А раз так, никого никуда не отправляем, стоим на месте и обороняемся, поливая наступающих огнем с возвышенностей, пока не выдохнутся, после чего можно будет и об ударе подумать. Потерпевшим неудачу китовникам только и останется, что убираться назад, а значит, задача будет выполнена. Что до просьбы Бруно, то кавалерию в готовность привести не помешает, вот только выступит она либо по приказу Алвы, либо если будет ясно, что наступление нужно не только дриксам. Значит, надо гнать кого-то к Придду с приказом проверить, что творится у Рейфера. Ну что б братцу было не объявиться теперь, Малыш – разведчик хоть куда, скоро Баваара обгонит.
– Сэц-Пуэн?
– Я здесь, монсеньор.
– Пошлите кого-нибудь…
Снова золото свечей смешивается с дневным светом, а тепло с холодом. Новости или лекарь?
– Мой маршал, – докладывает сменивший Хеллингена штабной полковник, – срочное донесение от генерала Карсфорна. На левом фланге по-прежнему спокойно, но бригадир Придд уведомил командование о своем выступлении на соединение с дриксенским генералом Рейфером. Придд ссылается на полученные от вас полномочия и некие не терпящие отлагательств обстоятельства…
Докладчик осекся на полуслове, потому что маршал не выдержал и, ребра не ребра, расхохотался.
– Сэц-Пуэн, – простонал он, между двумя приступами намертво слипшегося с болью смеха. – Объявите… посланцу Бруно… Что письмо фельдмаршала опоздало, самое малое на полчаса… И пошлите к Шарли… Пусть готовится.
4
Усатый гвардеец с выпученными белесыми глазами рухнул под копыта Мороку, оставшийся с пустым седлом гнедой унесся прочь, и тут же в успевший стать привычным, как рокот моря, шум схватки ворвался заполошный вскрик горна.
– «Тревога!» – трубили откуда-то справа, где к батарее, помнится, рвались кирасиры. – «Опасность!»
«Опасность»? Шварцготвотрум, где, для кого?!
Рядом, по счастью, не нашлось ни одного готового к драке китовника, и Руппи позволил себе привстать в стременах и оглядеться. Открывшееся зрелище казалось невероятным.
Западный ветер исправно сносил пороховой дым в сторону от захваченной батареи, а поскольку пушки били много и уже долго, пространство к востоку накрыла обширная и густая, хоть ножом режь, пелена. И вот теперь из этой сестры эзелхардских туманов валила конница в черно-белых… фрошерских мундирах. Свои? Неужели свои?!
Наседавшие на ландхутцев кирасиры пробовали развернуться навстречу новым врагам и не успели – несущиеся галопом непонятные конники с ходу ворвались в их ряды, как четверть часа назад в строй гвардейских рейтар ворвались вернегеродцы. Или все же не совсем так? Фрошеры атаковали проще, без «варварских» вывертов, но им с их численностью это и не требовалось.
Из-за спины запросто мог вынырнуть какой-нибудь недобитый мерзавец, но Руппи, доверившись коню, судорожно потянулся к седельной сумке. Труба позволила увидеть больше. Совсем уж мелких деталей в дымной сумятице различить не удалось, но лиловая отделка мундиров, но чепраки такой же расцветки… Спруты!
Грохот боя, вернувшись, вновь ударил по ушам, но боя откатывающегося – батарею и в этот раз удалось отстоять, а значит, палаш в ножны и к пушкам. Кто остался наверху, наверняка уже с ног валятся… Дравшиеся внизу, впрочем, тоже, по крайней мере Руперт фок Фельсенбург, дорого бы дали за возможность куда-нибудь рухнуть и закрыть глаза. Горячка рубки схлынула, и правое плечо тут же напомнило о себе и проклятой утренней табуретке. И еще зверски захотелось пить. Поморщившись, Руппи зашарил рукой в поисках фляги, но обнаружил только обрезок ремня. Какая-то сволочь постаралась, хорошо бы покойная, а такой грязный снег есть не будешь. Спросить у кого, или уже наверху?
Простучали по холодной земле копыта, Морок самочинно повернулся, два жеребца фыркнули друг другу что-то им понятное.
– Монсеньор…
– Сын мой, – полыхнули весельем синие глаза. – Иногда ты увлекаешься, причем чрезмерно, Наследнику нашего дома надлежит быть более осмотрительным. И менее кровожадным. Ну что это за безобразие?
Руппи честно проследил за взглядом Ворона. Да, трупы, да, кровь, много крови, очень много – и что? Скверну надо выкорчевывать без
