– Он король. А ты тоже глупец, если думаешь, что у меня есть выбор.
– Но у тебя ведь есть выбор. Это не он тебя бесит. Тебя бесит, что ты склоняешься перед его волей.
Вскочив на ноги, Катса двинула ладонью ему в челюсть и ослабила силу удара лишь в самый последний момент, когда осознала, что он не поднял руку, чтобы защититься. С отвратительным треском ладонь врезалась ему в лицо, и Катса в ужасе увидела, как стул опрокинулся и По ударился головой о пол. Она ударила очень сильно, она сама понимала, что ударила очень сильно, а он не защитился.
Катса бросилась к нему. По лежал на боку, обеими руками держась за челюсть. Из глаза просочилась сквозь пальцы и упала на пол слеза. Он стонал, а может, всхлипывал – она не знала. Опустившись на колени, она тронула его за плечо:
– Я ее сломала? Можешь говорить?
По приподнялся и сел, ощупывая лицо, закрывая и открывая рот, подвигал челюстью вправо и влево.
– Кажется, не сломана, – чуть слышно прошептал он.
Осторожно касаясь его лица, Катса прощупала кости под кожей, потом ощупала другую сторону, чтобы сравнить, и, не почувствовав разницы, вздохнула с облегчением.
– Не сломана, – повторил он, – хотя, кажется, должна быть.
– Я попыталась остановиться, – объяснила она, – когда увидела, что ты не защищаешься.
Потянувшись к столу, Катса сунула руки в кувшин с водой, зачерпнула льда и, завернув его в ткань, поднесла к челюсти.
– Почему ты не защищался?
По приложил лед к лицу и застонал.
– Болеть будет долго.
– По…
Вздохнув, он посмотрел на нее:
– Я тебе уже говорил, Катса. Я не стану драться с тобой, когда ты злишься, не стану решать споры кулаками. – Он отнял лед от щеки и ощупал челюсть пальцем, а потом, застонав, снова приложил лед. – Там, на тренировках, мы пытаемся помочь друг другу, а не навредить. Мы друзья, Катса.
Глаза защипало от стыда. Это было так элементарно, так очевидно – друзья так не делают, а она сделала.
– Мы слишком опасны друг для друга, Катса. И даже если бы не были, так нельзя.
– Этого никогда не повторится, – сказала она. – Даю слово.
Он поймал ее взгляд и не отпускал.
– Я знаю. Катса. Тигрица. Не вини себя. Ты думала, я буду защищаться, иначе не ударила бы.
Но все же нужно быть умнее.
– Ведь я даже не на тебя сердилась, а на него.
Мгновение По задумчиво смотрел на нее.
– Как думаешь, что будет, если ты откажешься делать то, что прикажет Ранда?
На самом деле она не знала – ей только представлялось, как он насмехается над ней, как его ненавистный голос звенит презрением.
– Если откажусь, он придет в ярость. А если он придет в ярость, я тоже приду в ярость. И тогда мне захочется его убить.
– Хм… – По подвигал челюстью. – Ты боишься собственной ярости.
Она посмотрела на него и замерла, потому что его слова, кажется, попали в точку. Она боялась собственной ярости.
– Но Ранда даже не стоит твоей ярости, – сказал По. – Он ведь всего лишь жалкий хвастун.
Катса фыркнула:
– Хвастун, который отрезает людям пальцы и ломает руки.
– Только когда ты делаешь это за него, – напомнил По. – Вся его мощь заключается в тебе.
Она боялась своей ярости, повторила она про себя. Она боялась того, что сделает с королем, – и не без оснований, посмотреть хотя бы на По, на его покрасневшую, опухающую челюсть. Научившись контролировать свои умения, Катса не научилась контролировать гнев. А значит, она до сих пор не обуздала свой Дар.
– Может, вернемся за стол? – спросил По, потому что они все еще сидели на полу.
– Наверное, тебе стоит сходить к Раффу, просто чтобы убедиться, что ничего не сломано. – Она опустила глаза. – Прости меня, По.
По с трудом встал, протянул ей руку и поднял на ноги.
– Вы прощены, миледи.
Она покачала головой, изумляясь его доброте:
– Вы, лионидцы, такие странные, вы на все реагируете совсем не так, как я. Вот ты так спокоен, а ведь я сделала тебе очень больно. А сестра твоего отца – как необычная скорбь!
– В каком смысле? – прищурился тут По.
– Что – в каком смысле? Разве королева Монси – не сестра твоего отца?
– А что такого сделала сестра моего отца?
– Говорят, она перестала есть, когда услышала об исчезновении твоего дедушки. Ты не знал? А потом заперлась с дочерью в своих покоях и никому не позволяет войти, даже королю.
– Не позволяет войти королю, – повторил он недоуменно.
– И вообще никому, – сказала Катса, – кроме служанки, которая приносит им еду.
– Почему никто мне об этом раньше не говорил?
– Я думала, ты знаешь, По, но понятия не имела, что это для тебя так важно. Вы с ней близки?
По невидящим взглядом смотрел на стол, на тающий лед и остатки обеда – мысли его витали где-то далеко, брови были нахмурены.
– По, что с тобой?
Он покачал головой:
– Я не ожидал от Ашен такого поведения. Но не важно. Надо найти Раффина или Банна.
Она вгляделась в его лицо:
– Ты чего-то недоговариваешь.
По избегал ее взгляда.
– Надолго ты уедешь по поручению Ранды?
– Не больше чем на несколько дней.
– Когда вернешься, мне нужно будет с тобой поговорить.
– Почему не сейчас?
Он снова покачал головой:
– Мне нужно подумать. Нужно связать концы.
Почему в его глазах такая тревога? Почему он смотрит на стол или на пол, но только не ей в лицо?
Нет, это всего лишь забота, беспокойство о сестре отца, тревога за тех, кто ему дорог. Да, этот лионидец умеет жить только так. Он – настоящий друг.
Вдруг По поднял взгляд, и едва заметная улыбка мелькнула на его лице, не успев осветить глаза.
– Не думай обо мне слишком хорошо, Катса. Никто не может быть идеальным другом.
И, оставив ее, он ушел искать Раффина, а Катса, замерев, смотрела на то место, где он только что стоял, и пыталась стряхнуть с себя зловещее ощущение, будто он ответил не на то, что она сказала, а на то, что подумала.
Глава тринадцатая
Не то чтобы это чувство возникло у нее впервые. Что-то такое в По было и раньше – иногда, сидя по другую сторону стола, он угадывал ее мнение прежде, чем она его озвучивала. Чувствовал, когда она сердилась и почему… и когда подумала, что он красив.
Раффин назвал ее недогадливой. А вот По был очень догадлив. И разговорчив в придачу. Быть может, поэтому они так подружились: с По не приходилось откровенничать самой, а он начинал откровенничать, не дожидаясь просьб. Катса никогда не встречала человека, с которым ей было бы так легко, понятие дружбы было ей почти незнакомо.
Она размышляла об этом, когда кони везли их на запад, пока холмы не превратились в изумрудные равнины и быстрая езда не отвлекла ее. Гиддон был в хорошем расположении духа – это были его земли. Они остановятся в
