– Не забывай, я тоже спас тебе жизнь, так что мы в расчёте. А насчет его ты прав. Шалом тоже был с ним?
Машег указал на тело второго предателя.
– Нет, я его от нечего делать прирезал. Конечно, да, не задавай глупых вопросов…
И не успел договорить, как получил крепкую оплеуху и упал на землю.
– Прежде чем отрастить длинный язык, научись держать удар, а то так и проведешь всю жизнь на земле.
Святослав поморщился. Ну, а что на это сказать? Сказать-то, конечно, Романов знал что, да вот постеснялся.
– Есть предположения, зачем нас хотели убить наши братья?
Святослав поднялся с земли и сплюнул кровь из разбитой губы.
– Есть, но ты не поверишь.
– А ты попробуй меня убедить. Уверен, у тебя получится, ты же видишь чуть дальше, чем все мы.
Тон слов хазарина так и сочился сарказмом.
«Да он еще шутит, блин. Нас только что чуть не прирезали свои же. Какие тут могут быть шутки?»
Один из хазар поднял голову и посмотрел на мертвые тела своих братьев и лужи крови. А Машег только молча кивнул воину, и тот вновь лег спать. Вот, я бы после увиденного не лег спать, пока не узнал, что произошло. Видимо, Машегу воины доверяют.
– Пойдем, присядем, ты умоешься и расскажешь, что знаешь.
Святослав с хазарином устроились на поваленном бревне вдали от остальных. Святослав омыл лицо водой и прополоскал рот.
– Почему ты не пошел с братом и дядей? – подошел издалека Святослав.
– Я же говорил тебе об этом. Я не брошу родную землю и могилы своих предков.
Святослав отхлебнул еще воды. Что-нибудь покрепче бы.
– А может, было что-то еще? Может, ты не хочешь идти с Олегом и Илайей, потому что они предали моего отца?
Машег молча опустил голову. «Та-ак, да он же все знает!»
– Ты знал, что они подстроили нападение половцев на моего отца и твоего господина, и ничего не сделал? – Святослав даже встал с бревна.
– Прости меня, господин, но я узнал уже слишком поздно, когда все произошло, и ничем не мог ему помочь. Если бы я знал, на что он идет, то пошел бы с ним и погиб за него, как велит мне мой долг. Но я узнал слишком поздно. А потом я не мог мстить за его смерть твоему брату и дяде. Месть – это право кровников, а я служу вашему роду, в том числе и им. Но чем дольше я служил им, тем больше понимал, что они больше не хазары, а предатели и ростовщики. Потому и не пошел с ними.
Святослав снова сел на бревно.
– Тогда, наверное, ты понял, почему тебя хотели убить. Ты отказался идти с ними, и с тобой остались лучшие воины. Если убить тебя, им незачем будет здесь оставаться. Ничего личного, просто бизнес. И меня по тем же причинам, наследство. Сколько воинов ты можешь собрать?
Машег поднял глаза на Романова.
– Десятка три, не больше, но я не поведу их против твоего брата, он мой господин.
– Я тоже твой господин и не потребую тебя сражаться с воинами Илайи. Я требую, чтобы ты присягнул и служил мне, как законному наследнику моего отца.
Машег удивленно раскрыл глаза.
– Да, ты не спас моего отца, но можешь спасти меня и наш народ, если пойдешь за мной. Да, я молод, слаб, но я вырасту и даю тебе слово, что о хазарах снова будут петь в степи.
Машег теперь по-новому взглянул на Святослава. Подросток, что сбежал от половцев, выкрав чашу из их стана, убил двух матерых воинов ножом, в его глазах уже не был ребенком. Этот ребенок был рожден, чтобы повелевать.
– И что ты потребуешь от меня, если я присягну тебе?
Святослав молча поднял с земли саблю Машега и вручил ее в руки хазарина.
– Все, но ты никогда не будешь сражаться с братьями – хазарами. Решай, либо сейчас, либо никогда. Если ты откажешься, я уйду на рассвете.
Машег не раздумывая встал на колено перед подростком и, склонив голову, протянул ему свою саблю.
– Клянусь, что мой лук и моя сабля до конца моих дней будут подле тебя. Клянусь до последнего вздоха разить врагов твоих, нести знамя твое, не уронить чести рода. А коли запятнаю себя чем, пусть ты и Господь будут мне судьёй.
Святослав принял саблю, вытянул из ножен клинок, любуясь отражением языков пламени на кромке металла, и вернул ее воину.
– Я принимаю твою клятву и клянусь, что не нанесу ущерба твоей чести и чести твоего рода, буду ценить тебя и вознаграждать за верную службу. А коли предашь меня, буду судить, да поможет мне в этом Господь.
Святослав сам не понимал, откуда в голове возникли эти слова, но чувствовал, что сказал их от чистого сердца. Машег не пожалеет, что пошел за ним.
Глава пятнадцатая. Родня
К родовому поместью отряд прибыл только через седмицу. По меркам Святослава поместьем эту захудалую деревушку назвать было сложно. Десятка три подворий. Та же Студенка раза в три больше и дома покрепче. Здесь же все дома без исключения были светло-песочного цвета – из глины, песка и ветвей ивы. Крыши домов плотно крыты соломой. Господский дом явно выделялся среди остальной бедноты, был намного больше остальных, стены в два человеческих роста, с деревянными ставнями и красной черепичной крышей. Дом был окружен кирпичным забором, высотой чуть выше всадника, с чахлыми, видавшими виды дубовыми воротами. Через такой забор любой всадник прямо с коня может перепрыгнуть, а уж ворота вынести в два счета. Внутри периметра разместилось несколько десятков хозяйственных построек.
Кавалькада, во главе с Машегом, подкатила к воротам, которые немедленно распахнулись. Мальчишка с железным ошейником оттащил в сторону тяжёлый брус и остановился у края, придерживая створки ворот.
– Дом твоих предков, – молвил Машег, пропуская Святослава вперед.
Романов въехал во двор. В небольшом загончике в углу важно топтались куры и гуси, в луже у крыльца возились двое грязных ребятишек. Стены дома местами потрескались, глина отвались, а из крыльца вывалились несколько кирпичей. Удручающее зрелище. Так и не скажешь, что отец был богат.
Двери дома распахнулись, и на крыльце появился невысокий круглый мужчина в белом тюрбане и роскошном синем халате, расшитом золотой нитью. Его ноги были облачены в красные удобные сапожки из мягкой кожи, а на боку висела усыпанная драгоценными камнями сабля. За мужчиной вышли двое статных молодцев, являющихся полной противоположностью первому. Крепкие, широкоплечие, жилистые, походка как у дикой кошки, оба при саблях. Мужчина скатился с крыльца и с необычайной проворностью для своих габаритов хлестнул плеткой детишек, ковырявшихся в луже у крыльца.
– А ну пошли отсюда, паразиты! – выкрикнул он и попытался добавить пинка зазевавшемуся мальчонке.
Парень увернулся и проворно бросился вдогонку за