Миннезингер заложил руки за голову и отклонил ветхий стул так, что тот остался стоять на двух ножках и честном слове.
– На то, чтобы доказать это, у меня ушла почти вся ночь. Можно сказать, я только что с места преступления. Кстати, вот вам сувенир.
С этими словами он извлек из кармана маленький, не больше монеты в четыре гульдена, осколок красного стекла, положил его на стол перед собой и придвинул к ней. Хелена не сразу решилась прикоснуться к осколку. Теперь, когда он так запросто лежал на потемневшей от времени и грязи столешнице, ловя неровными гранями скудные лучи света, то уже не казался таким зловещим. Кусочек мусора, непостижимым образом ставший таким значительным.
– Его нашли в ране, как и прежде?
– Не совсем. Лежал на дне сосуда, из которого старика заставили выпить кислоту. Во всю стену было намалевано – «Локи». – Олле растопырил пальцы и продемонстрировал масштаб надписи. – Что скажете?
– Как это все ужасно… Как бессмысленно!
– К чему я веду, так это к тому, чтобы вы, фрекен, были поосторожней. Ведь если он снова взялся за старое…
– Моей карьере конец! – всхлипнула Хелена. – Всему конец! У меня больше ни строки не купят!
– Эм-м… Честно говоря, я имел в виду несколько иное. Я о безопасности вашей жизни.
– Зачем мне жизнь, если я не смогу заниматься любимым делом? – запальчиво воскликнула она. Закопошилась в ридикюле, вытащила сигарету, дрожащими руками чиркнула спичкой – и сломала ее пополам. – Проклятье! Что, прикажете мне вернуться на фабрику и снова шить, и шить, и шить эти вонючие чехлы?!
Олле решительно забрал у нее спички и зажег одну от собственной ладони. Старый фокус, дешевый трюк, годящийся лишь для того, чтобы угостили кружкой пива в голодный день, но девушка замерла и приоткрыла рот, будто увидела настоящее чудо. Миннезингер улыбнулся. Кто сказал, что огонь способен только разрушать?
– Фрекен, вы только не подумайте, что мне нет дела до вашего благополучия. В конце концов, от того, насколько весомо в прессе ваше имя, зависит успех нашего общего предприятия, вы помните?
Спичка тем временем сгорела до половины и начала клонить почерневшую головку вниз. Хелена продолжала смотреть на Олле во все глаза.
– Огня, фрекен?
– Да, конечно, – опомнилась она и поднесла к флажку пламени сигарету.
– К слову, в связи с последними событиями нам придется поторопиться с той статьей. Теодор больше не контролирует мое время, а значит, до весны ждать не нужно.
Хелена слегка прищурилась:
– А кто занял его место? Новый главарь не станет вам мешать?
– Нет, он не станет, – протянул Олле. – Он мне не друг, но и не противник. Скажем так, он бы тоже хотел, чтобы мы с ним больше не встречались.
– Но вы планируете погубить огромный источник его доходов.
– Найдет новый, – отмахнулся он. – И потом, его подданные начали злоупотреблять кхатом и теперь становятся неуправляемыми.
– Ну, если вы в этом уверены…
Хозяйка вернулась с оловянным подносом, шваркнула на стол две глиняные кружки с дымящимся сбитнем и тарелку с жарким. Оплаты потребовала сразу. Олле невесело подумал, насколько изменилось бы поведение женщины, если бы она только знала, кто сейчас перед ней. И как изменилось бы отношение Хелены.
Он зачерпнул немного жаркого. Картофель был жестким, а мясо отдавало кошатиной.
– Итак, фрекен, перед нами сейчас стоят две задачи, требующие незамедлительного решения. Первая – возвращение Стекольщика.
– Фенрира, – чуть слышно поправила она его. – В своей статье я назвала его Фенриром, волком Рагнарека.
– Хорошо. И признаю, ваше прозвище куда эффектнее. Есть идеи, как быстро вывести его на чистую воду?
– Как ни странно, есть. – Хелена отпила яблочного сбитня и поморщилась. – Кислятина какая! Я много думала об этом деле уже после того, как все стихло. Но жизнь так закружилась, что у меня не было времени проверить свои догадки.
– Но теперь вы их проверите?
– Сегодня же. Нельзя медлить, пока он не прикончил кого-нибудь еще, но уже так, что об этом узнает весь город!
Она вскочила со стула, поправила шаль и, не оборачиваясь, помчалась к выходу. Девушка так торопилась, что забыла назначить время и место следующей встречи, поэтому Олле пришлось догонять ее у самых дверей.
– Хелена!
Она резко обернулась, почти уткнувшись носом ему в грудь.
– Когда мы с вами увидимся?
Невинный, казалось бы, вопрос заставил ее вновь покраснеть до кончиков ушей.
– Сегодня же, здесь же. Приходите вечером.
Хлопнувшая дверь забегаловки обдала ему ноги мелкой поземкой.
***За Угол он не беспокоился – знал, что Анхен уже запустила мелкие коготки туда, куда нужно, и, пусть и от его имени, прекрасно справится с Крысами.
Но до вечера ему некуда было пойти, а морозить зад на улице было не лучшей идеей. Он решил никуда не уходить.
Посетителей было немного, но каждый раз, когда входная дверь хлопала о косяк, он вскакивал на ноги.
Стемнело рано, и Олле, беспокоясь о девушке, уже хотел было отправиться на улицу, чтобы встретить Хелену, как она появилась на пороге – шляпка и плечи густо усыпаны мелким снегом, подол юбки трещит ледяной коркой.
Она почти не удивилась, обнаружив, что Олле уже на месте. Больше ее удивило, что с ним за одним столом сидела хозяйка забегаловки и громко жаловалась на мужа-пьяницу.
– О, Хелена! Рад, что вы в добром здравии. А мы с Бертой, как видите, уже стали добрыми друзьями…
– Присаживайтесь, фрекен, – пробурчала Берта, грузно поднимаясь из-за стола. – Сейчас принесу горячего, а то, не ровен час, простудитесь…
– Что вы с ней сделали? – шепнула журналистка, расслабляя узел шали вокруг шеи. – Она же была готова нас съесть.
– Ничего особенного. Просто моему обаянию сложно противиться.
Хелена закусила губу и опустила глаза.
– С этим не поспоришь.
– Что вам удалось узнать?
– Да… Мы были близки к истине, но так ее и не разглядели. Все дело в ратуше, и только в ней. Этим объясняется и список жертв, и цветное стекло в их ранах…
– Вы меня заинтриговали! Не томите!
– Еще до того как Антуан Спегельраф занял здание и стал собирать там фанатиков, ратуша пришла в упадок. Но был один человек, который пытался поддерживать в ней порядок. Он был сыном эмигранта из Борджии, реставрировавшего витражи с изображением богов в сороковых годах этого века. После смерти отца этот человек продолжил его дело и оставался на государственном довольствии. До революции. Чем он жил после нее – одна большая загадка.
– Тогда он должен быть в преклонном возрасте. – Олле озадаченно почесал бровь. – Он точно еще жив?
– Еще полгода назад был жив, и нет никаких данных о его смерти. Все люди, погибшие от руки Фенрира, были причастны к тому, что ратушу не только не восстановили, но и разграбили. Распродали все артефакты – ритуальные чаши, ножи с инкрустацией, книги, гобелены. Все, что раньше составляло убранство главного зала. – Журналистка потеребила скромное серебряное колечко. – Все это было
