Клос Келер немного помялся и предложил:
– Завтра с утра могу отправить педелей пройтись по общежитиям и квартирам. Кого-нибудь да удастся застать. Но силой их на допрос не потащат. Это ваша прерогатива.
Декан перекладывал ответственность за возможные беспорядки на Вселенскую комиссию, а в том, что волнения последуют, сомневаться не приходилось. Школяры, выпивка и безделье – гремучая смесь.
– Ну не знаю, не знаю, – покачал я головой и резко сменил тему: – Может, тогда отдадите мне Уве?
– Простите, что? – опешил Келер.
– Перепишите его долг на Вселенскую комиссию. Вы ведь можете сделать это. Я знаю – можете. Сделайте, и забудем о вчерашнем инциденте как о страшном сне.
Декан кивнул и протянул руку:
– Договорились!
После обеда магистры-надзирающие приступили к анализу эфирных тел, а мы с Риперторпом занялись допросом приятелей Ральфа вон Далена и его преподавателей. Под конец пообщались с Эльзой, и, к величайшему моему облегчению, разговор вышел исключительно деловой, без перехода на личности. Приобщили к делу список книг, выдававшихся на руки племяннику епископа, на том и распрощались. Если кто и удивился резкости отдельных высказываний заведующей библиотекой, то списал ее на всеобщую предубежденность против сотрудников Вселенской комиссии.
– А как случится что – сразу за помощью бегут! – неодобрительно произнес Риперторп, вылил себе в кружку остатки вина и спросил: – Займемся графиками?
– Давайте, – согласился я, и мы убили еще несколько часов на попытки вычислить чернокнижника. Попытки бесплодные. Среди допрошенных нами школяров никого связанного с запредельем не оказалось.
Тогда мы отпустили магистров-надзирающих, обсудили результаты, а точнее, их полное отсутствие, и начали собираться сами.
– Вы разве не посетите праздничный ужин? – удивился магистр, когда я надел плащ. – Вас приглашали!
На устраиваемый ректором ужин меня и в самом деле позвать не забыли, но я не собирался ловить на себе полные любопытства, сочувствия и осуждения взгляды преподавателей. Риперторп – и тот, несмотря на всю свою показную невозмутимость, не лучшим образом скрывал желание забраться мне в голову и отыскать там ответ на вопрос, что может подвигнуть здравомыслящего человека добровольно позволить заклеймить себя ангельской печатью.
Так что я тепло попрощался с коллегой, подхватил саквояж и вышел в коридор, где уже скучал Уве.
– Ничего, магистр, – оповестил он меня. – Шпаг с таким клеймом ни в одной из трех лавок не было. Говорят, слишком дорогая для них вещь. Не возьмутся даже под заказ вести.
– Никакой поиздержавшийся школяр не приносил на продажу?
– Нет.
– На сегодня свободен, – отпустил я слугу и спустился на крыльцо в надежде, что кучеру удалось подъехать к арке и не придется пробираться через толпу пьяных школяров.
Двор оказался пуст, с улицы же то и дело доносились взрывы хохота, крики и отголоски зажигательных мелодий. Праздник! Сегодня у людей праздник; веселятся и обыватели, и школяры, одному лишь мне тошно. Эх, ну что за жизнь?..
Педель уже закрыл ворота, а посетителей впускал и выпускал через калитку рядом с ними. Я справился насчет кареты, и мне посоветовали заглянуть на университетскую конюшню, пристроенную к главному корпусу. Туда и отправился, посильнее надвинув на лицо шляпу.
Школяры развлекались как могли: черпали кружками из огромных котлов глинтвейн, гудели в дудки, плясали и глазели на представление бродячих циркачей. Почти у всех лица закрывали полумаски: как дань традициям, сегодняшним вечером устраивался маскарад.
Предупреждающе дрогнули четки, и я не стал отмахиваться от приобнявшего меня верзилы в жутковатой маске чумного доктора, лишь процедил:
– Ты что творишь, Ланзо?
– Узнали? – расстроился Угорь. – Как?
– Комплекция выдала, – соврал я. – Отрастил пузо…
Ланзо фыркнул и протянул мне белую маску с плаксиво изогнутыми губами, тонкими линиями бровей и одинокой слезинкой на щеке.
– Ты, никак, шутишь? – возмутился я.
– У нас проблемы, сеньор обер-фейерверкер. Серьезные.
– Что такое? – насторожился я, выдернул маску из руки подручного и прикрыл ею лицо. – Говори уже!
– Герда разнюхала, что в тот вечер Хорхе встречался в «Вольном ветре» с тем сарцианином – помощником книжника и ушел оттуда вместе с ним.
– Да иди ты! – невольно вырвалось у меня.
– Она парня чуть на лоскуты не порезала, – поежился Ланзо. – Хвала небесам, Ганс успел вмешаться. Но если хотите расспросить Романа, надо поторопиться.
– Где они?
– В «Вольном ветре». Все местные сарциане на празднике, кабак сегодня закрыт.
– Ангелы небесные! – простонал я. – За что мне это?
– Поспешим!
– Да погоди ты! – отмахнулся я. – Погоди, дай подумать!
Через прорези в маске я ничего толком не видел, поэтому снял ее и расширил отверстия перочинным ножом. Ланзо возмущенно фыркнул и отпихнул едва не налетевшего на нас школяра, тот в отместку кинул под ноги шутиху. Я наступил на нее и растер по брусчатке подошвой. Еще не хватало плащ искрами прожечь!
– Магистр! – поторопил меня Угорь. – Надо идти!
– Хорошо, только закину в карету саквояж.
– Я могу понести…
– Нет! – отказался я и поспешил на конюшню.
Кучер известию о том, что в его услугах больше нет нужды, откровенно обрадовался. Я лишь попросил завезти саквояж на квартиру, да еще забрался в карету и достал из саквояжа пистоли. Сунул их за пояс, поплотнее запахнул плащ и вернулся к дожидавшемуся меня Угрю.
– Пошли! – позвал его, и мы отправились в путь через царившее в городе веселье.
Самое большое столпотворение оказалось в районе городской площади, где играла музыка и шло выступление циркачей. Уже смеркалось, и всюду горели масляные лампы, в темное небо взлетали огненные росчерки шутих, а высоко-высоко на протянутом меж крышами домов тросе покачивался канатоходец; шест пылал привязанными к обоим концам факелами. Все взирали на представление, затаив дыхание. Все, кроме орудовавших в толпе карманников да дорвавшихся до выпивки забулдыг.
Тут же расхаживали на ходулях выряженные чудищами акробаты, они исторгали длинные струи огня, и зеваки голосили от восторга. Пронзительно визжали скрипки, кто-то кружился в танце, кто-то отбивал ладошами ритм. Взлетали пышные юбки, стучали по брусчатке набойки сапог.
Состоятельная публика позаботилась о красочных карнавальных костюмах; беднота и школяры ограничивались масками вроде наших. То и дело навстречу из темноты вырывались морды мифических чудовищ, золоченые ангельские лики да румяные кукольные мордашки, и я порадовался идее Ланзо слиться с толпой. В сутолоке ничего не стоит получить удар ножом, а теперь никто не узнает меня, не выследит, не опознает, если вдруг придется пойти на крайние меры.
И все же на сердце было неспокойно. Наверное, именно расшалившиеся нервы и позволили уловить, как изменилось подрагивание четок, стало более смазанным, словно на биение частички эфирного тела Ланзо наложился некий посторонний ритм. И потому, когда Угорь шагнул в узкий проход меж домами, я за ним не пошел.
– Хватит с меня глухих закоулков! Идем по улице.
– Но так быстрее! Надо спешить! Герда совсем ополоумела!
В Герде, этой тихой и неприметной девице, и в самом деле иной раз просыпалась сарцианская кровь, но Хорхе легко обуздывал подругу. Хотелось верить, что получится это и у меня.
Я выругался и зашагал по улице.
– Ланзо, догоняй!
Угорь вернулся из проулка и, ругаясь на чем свет стоит, поспешил вслед за мной. Попадавшихся на пути бюргеров он расталкивал без всякого почтения, ладно хоть
