Под водой есть только тритоны, и почти все они служат в гвардии моей матери, защищая королевство Кето. Они сильнейшие воины в океане. Злобные и смертоносные существа. Куда отвратительнее русалок. И куда безжалостнее меня.
В отличие от сирен, в тритонах нет ни капли человеческого. Мы похожи на людей и потому чувствуем с ними связь. Или, может, они похожи на нас. Мы хоть и рождены морем, но наполовину люди, и порой я гадаю, откуда на самом деле берется наша ненависть.
У тритонов такой проблемы нет. Они всецело принадлежат океану, смесь самых смертоносных видов рыб, с хвостами акул и морских чудовищ. У них нет желания взаимодействовать с землей даже ради войны. Они не покидают морских глубин, становясь либо замкнутыми и дисциплинированными солдатами, либо одичалыми отшельниками, свирепствующими на окраинах океана.
С этими существами мы и спариваемся по приказу Морской королевы. Еще до материнского проклятья я была обещана Пожирателю Плоти. У тритонов нет времени на имена и прочие глупости, потому мы называем их по их особенностям: Призрак, Живодер, Пожиратель Плоти. Если русалки насквозь рыбины и откладывают оплодотворенную икру вне тела, то сиренам не так повезло. Мы должны спариваться. И именно жестокость и грубость тритонов делают их достойными партнерами для продолжения нашей кровожадной расы. По крайней мере, так утверждает моя мать.
— Я рада, что капитан решил тебя оставить, — говорит Мадрид.
Стряхнув мысли о доме, я смотрю на нее удивленно:
— С чего бы тебе радоваться?
— Нам нужно численное превосходство.
— Над кем?
— Над мужчинами. С тех пор как на борту остался лишь костяк команды, здесь слишком много тестостерона.
— Кажется, в этой миссии было бы безопаснее с полным экипажем.
Мадрид пожимает плечами:
— Капитан не хотел рисковать ими.
— Или не доверял им.
Мадрид спрыгивает с перекладины, громыхнув фейскими сапожками о дерево палубы.
— Он всем нам доверяет, — голос ее звучит оборонительно, глаза прищурены.
— Ты расстроилась? — спрашиваю я, поднимая бровь.
Люди такие чувствительные.
— Нет. Просто ты не должна говорить такого. Кто-нибудь может услышать.
— Кто, например?
— Кай.
— И это плохо, потому что они с Элианом близкие друзья?
— Мы все близкие друзья. — Мадрид вскидывает руки. — Прекрати.
— Я ничего не делаю.
— Ты пытаешь влезть между нами.
В свете моих истинных планов это обвинение кажется несусветной глупостью. Я собираюсь вернуть свое право по рождению, предать мать, а затем вырвать сердце Элиана, чтобы сиренам больше ничего не угрожало. И тем не менее Мадрид почему-то беспокоят мои замечания об их дружбе. Найдутся ли у них слова, когда я стану настоящим врагом?
— О чем болтаете? — спрашивает Кай, поднимаясь из трюма.
На меня он смотрит с недоверием и любопытством, что разительно отличается от беззаботной симпатии, которую он проявляет к остальными на борту «Саад». Если я кого и не сумела убедить в своей полезности, то именно псевдотелохранителя Элиана. Да выложи я хоть все подробности о Морской королеве — даже местонахождение моря Дьяволос, — Кай все равно останется при мнении, что от меня лучше избавиться. Я мысленно прокручиваю угрозы, которыми он сыпал в Эйдиллионе. Теперь он наблюдает за мной, будто ждет, когда я ошибусь и дам ему то, что поможет убедить принца в моей ненадежности. На корабле я или во владениях матери, каждую секунду приходится что-то доказывать и не забывать, что неосторожный шаг может привести к падению.
— О том, что я, похоже, сую нос не в свое дело, — отвечаю Каю.
Мадрид фыркает:
— По крайней мере, она открыта для критики.
— Хорошо, — говорит Кай, — ибо мне есть что сказать.
— Кстати о том, что у нас есть. — Мадрид кривится, глядя на мое платье. — Не хочешь переодеться? Не можешь же ты все путешествие таскать эту тряпку.
— Это не путешествие, — возражает Кай. — Это священная миссия по спасению мира и уничтожению Морской королевы, и мы не должны брать с собой всяких приблудных.
Мадрид кивает:
— Конечно. Но еще мы не должны заставлять Лиру носить ветошь.
Я тереблю подол. Платье уже совсем износилось, и нити отслаиваются от ткани. И цвет уже не столько белый, сколько приглушенно-серый, пропитанный дымом и грязью, о происхождении которой я и думать не хочу.
— Она может и сама одеться, — бормочет Кай. Затем пробегается взглядом по измятому платью и растрепанным кончикам моих рыжих волос. — Если жаждешь перемен, начни с душа.
— Душа, — повторяю я.
Он вздыхает:
— Теплая вода и мыло. Полагаю, там, откуда ты родом, таким пользуются?
Мадрид закатывает рукава, обнажая солнечные часы и строки, покрывающие каждый дюйм ее кожи. Татуировки на ее лице достаточно просты, но я легко узнаю и те, что вьются от ее ладоней к локтям и, вероятно, обхватывают плечи. Клеймо пиратов Клефтиза. Метка убийцы. Пусть я предполагала, что Мадрид из Клефтиза, но не думала, что Элиан возьмет в команду убийцу. Для человека, который отрицает, что воюет, он на удивление хорошо подбирает солдат.
Толкнув меня плечом, Мадрид понижает голос:
— Вода не теплая, но насчет мыла Кай не соврал.
— Это лучше, чем прыгать в океан, — замечает Кай. — Если только ты не хочешь, чтобы я соорудил новую доску.
— Нет, — говорю я. — Сохраним это для следующей порции угроз.
Он хмурится:
— Если б капитан не наблюдал, я бы бросил тебя за борт.
Я закатываю глаза и смотрю на верхнюю палубу, откуда Торик сейчас правит кораблем. Элиан стоит рядом с ним, прислонившись к перилам. Тем самым, к которым меня когда-то привязали. Шляпа затеняет его глаза. Принц кажется расслабленным и непринужденным — ноги скрещены, руки сложены на груди, — но даже я понимаю разницу между тем, чтобы выглядеть спокойным и испытывать спокойствие. Никогда не показывать пылающий внутри огонь — вот черта истинного
