Ингрей даже не знала, что сказать.
— После очередной выброски разразилась небольшая война. Все, даже те, кто мог обеспечить себя пропитанием и обычно не задирал остальных, пытались заполучить лекарства. Здесь никому нет до нас дела. Ведь это «Милосердное устранение». Люди, живущие там, заслужили подобную жизнь. — Наверное, оно говорило с сарказмом и горечью, но в голосе не было даже намека на эмоции. — Знаешь, не стоит об этом. Если бы я считало, что у тебя есть хоть малейший шанс стать Нетано, то я бы рассказало больше. А так… Без обид. Лучше тебе не знать. Если бы вместо… У моей сестры, возможно, появится шанс что–то изменить. Можешь ей передать, если вдруг увидишь?
— Конечно, передам. И когда приедет пролокутор, я буду здесь, если ты все еще этого хочешь.
— Спасибо.
Лицо его было предельно серьезным.
Дома Ингрей даже не присела, не сняла с плеча сумку Палад, а сразу направилась в приемную. Сегодня зеленые и синие стеклянные блоки сияли особенно ярко, а поросшие мхом серые камни, деревья и цветы за огромным окном заливал солнечный свет. Консул Федерации Омкем сидела, отвернувшись от вида за окном, и слушала Данака.
— Консул, — сказала Ингрей, не дав братцу договорить и не обращая внимания на его протесты. — Я — Ингрей Аскольд. Похоже, мы разминулись в Службе планетарной безопасности. Сегодня утром я первым делом отправилась туда, чтобы побеседовать с заместителем начальника, но оно как раз встречалось с вами. Затем я занималась другими делами, а когда вернулась, вы уже ушли. Видимо, мы разминулись.
— Светлость Аскольд, — сказала консул, поднявшись во весь свой невероятный даже для омкемки рост. Она была одета в рубашку и брюки, по хвайским меркам слишком простые для деловой встречи, и Ингрей подумала, что консул решила напомнить, кто она такая. — Как мило с вашей стороны. Ситуация сложилась довольно неприятная. Я не смогла объяснить заместителю, что светлость Хевом не замешан в убийстве светлости Зат, для этого нет ни малейшей возможности. Как раз наоборот, он сопровождал светлость Зат именно потому, что никогда бы не смог причинить ей вреда.
Данак сидел хмурый и расстроенный, видимо, из–за появления Ингрей все пошло не так, как он рассчитывал.
— Конечно, он не мог бы причинить ей вреда, — кивнула Ингрей. — Он же даже говорить с ней права не имел.
— И прикасаться к ней. — Консул все еще стояла. — Признаюсь, Зат иногда вела себя грубо, и у нее были враги. Но Хевом не из их числа.
Ингрей вспомнила, что говорил Хевом в Эсвае днем раньше. «Пустая трата времени. У нас так много важных проблем, а мы занимаемся чепухой».
— Вы меня удивили, консул. Откуда у Зат враги?
— Это трудно объяснить, не рассказав вначале, хотя бы вкратце, о событиях нескольких десятилетий омкемской политики, — ответила та с улыбкой. — Полагаю, мы должны быть благодарны, что Хевома не задержали. Он не может оставаться здесь один. Ему нужно переехать в Омкемскую Канцелярию на станции. Откровенно говоря, я разочарована, что ваша достопочтенная мать уехала, вместо того чтобы хоть как–то повлиять на решение заместителя начальника. Все это очень не вовремя.
— Да уж, — согласилась Ингрей. — У вас была возможность увидеться со светлостью Хевомом? Когда я ушла, он еще спал, и мне не хотелось беспокоить его, но уверена, что Данак о нем хорошо позаботился. — Она не взглянула на братца, чтобы увидеть, как он отреагирует на ее снисходительный тон и намек на ее более высокое положение. Знала, он не посмеет.
— Насколько я понимаю, он уже готов принимать посетителей, — сказала консул. — Я как раз собиралась с ним увидеться.
Теперь понятно, почему она не села обратно.
— Конечно, консул, — сказала Ингрей. — Пожалуйста, если вам или светлости Хевому что–то нужно, дайте нам знать.
Когда консул вышла из комнаты, Данак, не двинувшийся с места, проговорил милым голосом:
— Ну, конечно, именно поэтому ты с самого утра отправилась в Службу планетарной безопасности! Палад тебя заводит?
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — ответила Ингрей.
Ей хотелось присесть, но она решила не ввязываться в долгий разговор с Данаком. Ингрей повернулась, чтобы уйти, но передумала. Данак никогда не упускал возможности куснуть ее, когда они оставались наедине, но всегда шел на сотрудничество, если на кону стояли интересы семьи.
— Тебе не показалось странным, когда консул сказала, что Хевом был единственным человеком, с которым Зат чувствовала себя в безопасности?
— Она не так сказала. — Голос брата сочился презрением. — Если бы ты была здесь, вместо того чтобы шарахаться где–то целых два месяца, то успела бы поговорить с гостями. Зат считала, что стоит вне политики. Что ее интересует лишь истина, так она говорила. Но ее проект был вовсе не таким аполитичным, как ей хотелось думать.
— Да, — сразу согласилась Ингрей, чтобы братец не продолжил читать лекцию. — Если бы она обнаружила, что омкемцы жили на планете раньше нас, то Федерация обязательно сделала бы из этого политические выводы.
— Еще бы, — кивнул Данак. — Зат верила, что омкемцы, или, по крайней мере, эвет омкемцы, останавливались здесь на пути в систему, которая стала их домом. Но многие эветы считают, что именно Омкем — прародина человечества, что они, эветы, родились там и всегда жили.
Ингрей нахмурилась, но Данак продолжил:
— И те и другие не могут быть правы. Хотя вообще–то я почти уверен, что и те и другие ошибаются, но я никогда не говорил об этом в присутствии Зат и не скажу такого ни Хевому, ни консулу. Но если Зат все–таки была права или нас убедят в этом, то омкемцы
