Увидев, что живых в комнате нет, я с облегчением выдохнула, и облачко пара поднялось в ледяном воздухе. Я двинулась к трупу – настолько быстро, насколько позволяли юбки. Я надеялась, что это та жертва из поезда. Если мне удалось так быстро отыскать его, все будет намного проще.
Я остановилась у стола и вдруг заколебалась, не решаясь отдернуть простыню. От знакомого ощущения страха мои конечности словно свинцом налились. Я готова была поклясться, что простыня шелохнулась. Всего лишь раз. Едва заметно. И, тем не менее, шелохнулась. Воспоминания начали просачиваться через возведенный мною барьер, но я вытолкнула их обратно. Не здесь. Не сейчас, когда время работает против меня.
Лаборатория Джека-потрошителя уничтожена. Мертвые не способны возвращаться к жизни. Когда-нибудь до моих изувеченных мозгов это дойдет.
И не тратя больше драгоценных секунд на чепуху, я сдернула простыню – и мир рассыпался под моими подкосившимися ногами, когда я взглянула в безмятежное лицо. Длинные ресницы почти касались рельефных скул. Полные губы, лишенные обычной ухмылки, были чуть разомкнуты.
Томас был недвижен, словно статуя.
– Этого не может быть.
Я крепко зажмурилась. Этого не может быть! Я не понимала, что это такое – возможно, иллюзия, порожденная моей разыгравшейся истерией, – но это не могло быть правдой. Я сосчитаю до пяти – и этот труп исчезнет, сменившись телом другого молодого человека, недавно расставшегося с жизнью.
Это плод воображения. Возможно, меня действительно, как какого-нибудь из несчастных персонажей По, довели до безумия несколько месяцев горя и тревог. Этот труп лишь похож на Томаса. Я открою глаза – и увижу, кто это на самом деле. А потом помчусь к Томасу в покои и накинусь на моего лучшего друга. Я схвачу его за лацканы и поцелую, и плевать на приличия. Я расскажу ему, как я его обожаю – даже когда мне хочется его придушить.
Пока я обнадеживала себя, новые картины разворачивались у меня в голове.
Я видела, как Томас улыбается мне сотней разных улыбок. И каждая из них – подарок для меня одной. Я видела все наши перебранки. Весь флирт, маскировавший наши чувства, к которым ни один из нас не был готов. Слеза скатилась по моей щеке, но я не стала стирать ее. Это пустота исходила из моей души и становилась все более жадной с каждым новым вздохом.
– Пожалуйста! – Я рухнула ему на грудь, как будто с моими слезами в него могла влиться моя жизненная сила. – Пожалуйста, не отнимай у меня еще и его! Верни его! Я сделаю все что угодно…
Все что угодно, хоть этичное, хоть неэтичное, за возможность снова ссориться с ним.
– Все что угодно?
Сердце мое остановилось. Я оторвалась от тела, готовая накинуться на неведомого непрошеного гостя, – и тут руки сомкнулись вокруг меня, словно крылья ангела-хранителя. Я ахнула и дернулась прочь, чувствуя привкус желчи во рту. Этого не может быть. Мертвые не возвращаются…
Губы Томаса искривились в этой его окаянной ухмылке, и у меня все внутри занемело. Температура в помещении словно бы понизилась еще на несколько градусов. Я сжала зубы, чтобы не стучать ими от дрожи, сотрясающей мое тело.
– Если бы я знал, что для того, чтобы завоевать твое сердце, нужно умереть, я бы давным-давно это сделал, Уодсворт.
Я вцепилась в свой воротник с такой силой, словно хотела оторвать его. Если бы только вдохнуть побольше воздуха…
– Ты… ты не…
Я пошатнулась, схватившись за грудь. Комната поплыла передо мной. Я прикрыла глаза, но так было еще хуже – передо мной предстали картины, от которых я не могла скрыться. Томас вскочил, скинув простыню – оказалось, что под нею он цел и невредим. Он обеспокоенно нахмурился. Я смотрела, как он спустил ноги со стола и встал.
С ним все в порядке. Он жив. Он не умер. Комната из холодной вдруг сделалась обжигающе жаркой. Я готова была поклясться, что потолок опускается, что стены загоняют меня в угол, и там я задохнусь в этой проклятой гробнице. Мне удалось глотнуть воздуха, но этого было мало. Я подумала про тела в ящиках стеллажа. Про все эти трупы, ожидающие, пока я присоединюсь к ним.
У меня сдавило грудь. Томас не умер. Он не мертв, как мои мать и брат. Он не вернулся немертвым чудовищем. Он не стригой. Я скрючилась, уткнувшись головой в колени и проклиная воздух за то, что он такой густой, что его невозможно толком вдохнуть, а кровь пульсировала у меня в висках. Я закрыла глаза, и все те же навязчивые картины вновь возникли передо мной вопреки моей воле. Мой разум пытался убить меня. Вампиры и бессмертные существа – это миф. Их не бывает.
Никто не может шагнуть за порог смерти и вернуться. Даже мистер Томас Крессуэлл.
– Одри Роуз, прости, пожалуйста! – Томас протянул ко мне руки, пытаясь успокоить меня. – Это была просто гадкая уловка – чтобы ты заговорила со мной. И ничего больше. Я… дрянной из меня друг. Я вовсе не хотел, чтобы ты… Тебе нужно на свежий воздух. Давай выйдем, ну пожалуйста! Просто… я упросил Иляну, чтобы она отправила тебя туда, где мы могли бы поговорить. Наедине. А потом я увидел этот стол и подумал… Ну пожалуйста, разреши, я тебе помогу! Прости меня! Я не подумал!..
– Ты… ты негодяй!
Я проковыляла в угол. Лицо мое горело, из зажмуренных глаз текли слезы. Теперь меня не терзала пустота в душе – теперь меня переполняли чувства, слишком яростные и жгучие, чтобы я могла их унять. Томас же был там той ночью! Он все видел! И все равно улегся тут и прикинулся мертвым, как будто не понимал, что одна лишь мысль об его смерти окончательно доконает меня! Я сжала кулаки. Я поняла, что могла бы сейчас прокричать ему тысячу вещей. Но мне требовался лишь один ответ.
– Как ты мог улечься на этот стол и притвориться мертвым?! – воскликнула я. – Ты же знаешь! Ты знаешь, что произошло в той лаборатории! Я не могу…
Я замолчала, не договорив. Руки мои дрожали, я тяжело дышала. Томас закрыл лицо ладонями и не издал ни звука. Он стоял не шелохнувшись. Прошло несколько секунд, и гнев мой снова разгорелся и стал искать выход.
– Отвечай немедленно, Крессуэлл, или никогда больше не смей даже подходить ко мне! Как ты мог так поступить? Ты же знаешь, что за картины преследуют меня днем и ночью! Моя мать на таком столе. То электричество.
Я всхлипнула. Слезы текли по моему лицу. Я заново переживала ужас той ночи.
