Один из относительно безветренных дней был посвящен угольной погрузке легких крейсеров. Постоянно рыская вокруг отряда, «Боярин» изрядно растратил свой и без того не великий запас. Дело это оказалось совсем не простым. В русском флоте прежде не тренировались делать это в открытом море, и потому работа заняла вдвое больше времени, чем рассчитывали.
– Как вам зрелище? – спросил Алешу Сухомлин, глядя, как отваливает от борта «Ангары» очередной тяжело груженный кардифом[70] баркас.
– Да уж, матросам можно только посочувствовать, – заметил в ответ великий князь.
– Конечно, лучше заниматься этим на стоянке в защищенной бухте, но, как говорится, за неимением гербовой пишут на простой.
– А еще лучше тренироваться таким вещам загодя. Мы столько времени готовились к крейсерской войне, а как коснулось, так оказалось, что ничего не умеем и ни к чему не готовы. А ведь наш нынешний противник совсем не Англия.
– Ну, нашли чем удивить, Алексей Михайлович, быть не готовой к войне – это обычное состояние России. Такая уж у нас планида…
– Вот так всегда, как где какой непорядок, так сразу виноваты кто угодно, но только не мы. Татаро-монгольское иго, англичанка гадит, теперь вот еще планида у нас не такая!
– Да вы, ваше императорское высочество, просто карбонарий! В Италии подобными идеями заразились? – засмеялся командир Ангары.
– Ну, уж нет, – улыбнулся Алеша, – вот уж если где порядка еще меньше, чем в нашем отечестве, так это в Италии.
– Вы думаете? А я вот люблю Италию!
– Я тоже люблю. К тому же, как вы знаете, долго жил там, но… понимаете, одно дело величественные руины античности или высокая культура Возрождения, прекрасные храмы Ватикана и роскошные палаццо знати, а другое – повседневная жизнь. И поверьте, она там совсем несладкая, иначе итальянцы не бежали бы искать счастья в обеих Америках.
– Вы так говорите, будто жили в каких-нибудь трущобах в Неаполе.
– Нет, конечно, но бывать приходилось не только в богатых виллах. А что это нам сигналят с «Баяна»?
– Эй, на вахте, спите?
– Никак нет, ваше высокоблагородие! Так что сигналят: «Прекратить погрузку. Быть готовыми дать ход».
– Очевидно, Роберту Николаевичу тоже не нравится организация погрузки.
– Может быть. Ему, похоже, вообще мало что нравится.
– Это верно, – снова засмеялся Сухомлин, – не представляю, как они с Эссеном уживаются!
– Ничего страшного, – пожал плечами Алеша, – если для пользы дела, то уживутся.
– Да, неудивительно, что Вирен настоял, чтобы вы были нашим гостем.
– Что, простите?
– А вы не знали? Черт, проговорился. Ну, да ладно, что уж теперь, Роберт Николаевич был категорически против вашего участия в экспедиции.
– Почему?
– Не обижайтесь, но у вашего императорского высочества просто талант находить неприятности. Хотя, справедливости ради, нельзя не заметить, что вы умеете блестяще их преодолевать.
– Не так уж и блестяще, – вздохнул тот.
– Вы о последнем визите японцев в Дальний? Да полноте! При тех силах, что у вас были, никто бы не добился большего успеха.
– Успеха?
– Конечно! Посудите сами, вражеское нападение отбито с потерями. Город и порт практически не пострадали. Чего же вам более?
– Но мы тоже понесли потери…
– Войны без потерь не бывает! Это первое. К тому же что за потери? Старые калоши, которые и так собирались разоружить. К слову, затонули они не глубоко, и снять уцелевшие пушки будет не сложно. Это второе!
– А что, будет и третье?
– Всенепременно! Потопленная «Ицукусима» куда более ценная боевая единица сама по себе, да еще и была японским флагманом. Так что вы напрасно себя мучаете, этот бой – несомненная победа!
– Вы полагаете?
– Я знаю это наверняка!
– Но Степан Осипович…
– Пенял вам за плохую организацию? Правильно делал, служба у него такая! Вам он в узком кругу фитиль ставил, чтобы рвения к службе добавить, а на совещании флагманов хвалил-с!
– Право, неожиданно…
– Боже, какой же вы, Алексей Михайлович, еще р… неопытный. Если никто из господ офицеров вечером не материт своего флагмана, значит, день прожит им зря. А уж если этого не случается после недельного плавания, стало быть, адмиралу пора в отставку.
– Вы серьезно?
– Абсолютно! Да взять хоть наших комендоров, вы полагаете, им очень нравятся ежедневные учения, устроенные вашими стараниями? Черта с два!
– Но ведь в бою…
– Вот после боя те, кто выживут, вам спасибо, может, и скажут. Но пока гром не грянет, мужик, а матросы наши суть те же мужики, не перекрестится! А пока они только ропщут, и слава богу, что втихомолку.
– Неожиданно.
– А что вы хотели? Матросы, они ведь как дети, только причиндалы большие! Вы думаете, дети хотят учиться? Ничего похожего, и в свое время вы в этом убедитесь. Дети хотят птифур[71], игрушку и погулять. Матросы, в общем, то же самое. В смысле выпить, бабу и чтобы увольнительная не кончалась. А для того чтобы и те и другие учились, их надобно заставлять. Да-с! Но что самое скверное, большинство офицеров ничуть не лучше матросов, только им вместо водки Мумм[72] подавай и мамзель почище, а так никакой разницы!
Как не бескрайне море, но рано или поздно любой корабль приходит в порт назначения. В этот раз, правда, крейсера пришли не в порт, а в небольшую бухту, образованную слиянием двух ничем не примечательных островов архипелага Рюкю, где и была назначено рандеву с отрядом Вирениуса. Здесь на стоянке русские корабли смогли без помех пополнить запасы угля и дать небольшой отдых экипажам. Конечно, отдых без схода на берег – это не совсем отдых, да и бдительности терять было никак нельзя, но все же стоянка есть стоянка. «Боярин» с «Аскольдом», правда, продолжали ходить в дозоры, и не без успеха, но на то они и разведчики. Впрочем, на третий день удача им изменила. «Боярин» наткнулся на английский пароход, шедший в Вейхавей. Груз и документы у него были в полном порядке, так что утопить или конфисковать его никакой возможности не было. Однако отпустить означало немедля выдать местоположение русских крейсеров врагу, так что пришлось пароход задержать и проводить в бухту. Впрочем, нет худа без добра, и на англичанина перевели моряков с потопленных прежде контрабандистов. Английский капитан каждый день решительно протестовал против своего задержания и вскоре так допек Вирена, что тот был готов его потопить вместе со всем экипажем и прочими пассажирами. К счастью, внимательно слушавшие эфир радисты услышали в
