- А что вы думаете об этом? - спросила она молодого человека.
- Две женщины кажутся мне более логичным вариантом, особенно если они к тому же лесбиянки. Но, во всяком случае, главное - это начать. Тем путем или этим - разница небольшая. Я пришлю вам свою книгу...
- Что-нибудь о браке втроем?
- И еще о многом другом.
- Хорошо, я должна ее прочесть, потому что я ведь толком не знаю, как это делается. Наверное, это напоминает танец втроем?
- Совершенно верно.
Эммануэль постаралась показать свое удивление по поводу такого простого решения вопроса. Но собеседник продолжал:
- Правда, это немного покрепче, слава Богу! Если бы это напоминало детские игры, то что же здесь хорошего, правда? Не было бы ничего возбуждающего!
Мы здесь не для того, чтобы забавляться, подумала Эммануэль. Мы пришли в этот мир, чтобы дать завтрашним существам их шанс, не бросить вызов морали, не переступить ее, а создать новую. В эпоху звездолетов смешными кажутся мученья сэра Галахада. Пить яблочный сидр добрых старых дней, старой доброй морали можно было в старые добрые времена. Но мы должны найти нечто лучшее, если мы намерены лететь к Бетельгейзе.
'Однако, - подумала она, - я играю роль Марио'.
- Я не думаю, что мы сможем в самом деле все это изменить, - продолжала она свои размышления вслух, - но если мы хотим, чтобы наши дети были смелее нас, мы должны идти этим путем.
Собеседник кивнул с самым серьезным видом.
- Вы сентиментальны.
- Я? - возмутилась Эммануэль.
- Для нас, для нас. Мы проницательны и умны, но наши чувства выше вашего понимания. Мы рассуждаем подобно Эйнштейну, а любим в стиле Поля и Виргинии.
Она пожала плечами:
- Законы Эйнштейна не имеют и никогда не будут иметь отношения к человеческой любви. Любовь - не предмет физики.
- Совершенно верно, совершенно верно, - согласился молодой человек. Здесь и начинаются трудности. Человечество знает только теперешнюю жалкую ступень любви. В этом трагедия рода. Мы должны сосредоточиться на том, чтобы сейчас уже превзойти наши возможности, но пока мы можем только конструировать нашу любовь для нас самих. Неудивительно, что конструкция так неудачна.
- Мир, - сказала Эммануэль, - холодный, гладкий кусок перкаля, но мы должны сделать его более выразительным, собрать в складки, поставить на нем свое личное клеймо.
- Время - великий утюг, оно позаботится об этом. Вернитесь через пару тысячелетий назад и посмотрите, останутся ли ваши следы от вашего портновского искусства.
- Может быть, любви больше и не будет, но следы ее останутся.
Молодой человек прихлебнул из большою бокала и решил переменить тему:
- Провести афинскую ночь с целым стадом мужчин - это дело не метафизики, это дело фантазии. Вы здесь прекрасно проводите каникулы. Но это же исключение из правил вашей обычной жизни: вы уклонились от морали, но не создали никакой новой, своей.
- Вы ошибаетесь, я пришла сюда и делала всю ночь то, что я делала, потому что считаю это правильным!
- 'В чистоте все чисто, и нет ничего нечистого самого по себе', - говорит святой Павел, но добавляет: 'Все позволено, но не все из этого обязательно'. Если вы хотите изменить мир, то не думаете же вы, что его можно изменить только на таких веселых вечеринках. Вы должны приступить к осуществлению вашей новой морали у себя дома, и не только по праздникам, но и в будни. Ваше отношение к делу приобретет вескость неопровержимого доказательства, коль скоро ваше поведение в Малигате станет для вас ежедневной рутиной. А пока вы остаетесь конформистом, примирившимся с условностями, пока вы превращаетесь в неистового любовника только после захода солнца, что же я могу думать об этом? Я только тогда стану вашим последователем, когда вы скажете, например, что вы привели Жана к Маре. Или когда вы расскажете своему супругу, что после обеда отдались его друзьям. Не по секрету, а на виду у всех. Не только этой ночью, но и во всякую ночь.
Он замолчал. Эммануэль встала, не боясь показаться невежливой. Интересно, можно ли отыскать снова Мерви? Вдруг она наткнулась на металлический орнамент двери. Она не думала уходить, но дверь была открыта, и Эммануэль воспользовалась ею. Она прошла пустынную галерею. Была жаркая ночь. Она заглядывала в разные комнаты, все были полны народу. И вдруг она увидела Марио! Она вскрикнула от радости, но он не услышал ее, не заметил: он слишком был занят любовью с каким-то юным Ганимедом...
Она подошла на цыпочках, стараясь сдержать смешок, и заглянула через плечо Марио на бьющееся под ним обнаженное тело. Это была Би.
Эммануэль чуть не потеряла сознание. Ее чистая маленькая Би! Марио, который никогда не интересовался женщинами, яростно совокупляется с той, к кому Эммануэль напрасно стремится уже столько дней. Она еще раз взглянула, но глаза ее уже ничего не могли различить. Слезы обиды застилали ее взор. Она пошла, сама не зная куда, пока в одной из комнат не увидела Ариану, сидящую в группе гостей. Эммануэль кинулась к ней, упала на колени, положила голову на бедра графини.
- Возьми меня отсюда, - взмолилась она, - Я не хочу здесь больше оставаться. Пойдем отсюда!
- Но в чем дело дорогая, - спросила Ариана с притворным участием, кто-нибудь обидел тебя?
- Нет. Никто. Но я хочу домой.
- Домой? Но там никого нет. Что ты будешь там делать?
- Тогда возьми меня к себе.
- Ты в самом деле хочешь ко мне?
- Да.
- И останешься у меня?
- Да, да!
- И будешь моей?
- Да, обещаю. Буду. Я хочу этого.
- Ты не обманываешь?
- Разве ты не видишь, у меня нет никого, кроме тебя!
Ариана наклонилась и поцеловала ее.
- Поехали!
Эммануэль провела рукой по волосам Арианы.
- Я буду делать все, что ты захочешь Подруга взяла ее за руку и повела по залитым лунным светом мраморным ступеням вниз, в сад.
- Но я же совсем голая, - пожаловалась капризным голосом избалованного ребенка Эммануэль, - А, какая разница!
Они ехали в автомобиле Арианы, не нарушая молчания. Голова Эммануэль лежала на плече Арианы. Начинался рассвет, один за другим гасли уличные фонари. Мимо них проплывали автобусы, торговцы устанавливали свои тележки. На перекрестке, где машины и люди ждали зеленого света, уличные мальчишки таращили глаза на открытый 'родстер', в котором сидела совершенно обнаженная женщина.
Лакей открыл тяжелые двери посольства. Обе женщины поднялись в комнаты Арианы. Эммануэль тут же кинулась в постель, свернулась калачиком. Голос Арианы долетал до нее уже сквозь сон.
Графиня сняла кимоно, свидетеля ее подвигов в Малигате. Открыла маленькую дверь в соседнюю комнату.
- Иди-ка сюда, посмотри, - произнесла она, прижав палец к губам. Ее муж подошел к краю кровати.
- Смотри на нее, - прошептала Ариана. - Она моя, но я буду ее одалживать тебе.
