Однако теперь здесь все почему-то выглядело пугающе, даже настойчивое журчание воды в фонтане. Ее подавляли прячущиеся по углам тени. Она догадывалась, что возвращение в Лондон может оказаться не таким уж безоблачным. Она предполагала, что, как только она окажется в окружении вещей, некогда принадлежавших отцу, ее захлестнет тоска по нему, но не подозревала, что будет беспокоиться о тех, кто продолжает жить. Вероятно, бессмертие придало небывалых сил не только ее рукам, но и ее эмоциям, как положительным, так и отрицательным.
Несмотря на то что Рамзес нежно обнял ее за талию, Джулию тем не менее не покидало ощущение, будто она стоит на палубе корабля, терпящего крушение.
– Он одержим, Рамзес. Он полностью одержим. Я и представить себе такого не могла.
– Одержим тобой?
– Нет. Клеопатрой. – То, каким голосом она произнесла это имя, напоминало рычание волка. Это было имя царицы. Имя демона.
Рамзес спешно провел ее через гостиную в библиотеку ее отца, которую между собой они называли египетской комнатой. Вдоль стен там стояли красивые книжные шкафы с тяжелыми застекленными дверцами, защищавшими от пыли расположенные внутри бесценные фолианты; сверху на них выстроились небольшие статуэтки и древние реликвии. Рамзес закрыл за ними дверь в гостиную – верный признак того, что где-то рядом находилась Рита, которая в это время, конечно, уже готовила блюда к ужину.
Они остались наедине со старыми дневниками ее отца и книгами с его пометками на полях. Но и эти свидетельства и документы близкого ей человека не могли успокоить ее сейчас, хотя раньше в них она находила утешение.
– Мы попросим его отменить банкет, – запальчиво заявила Джулия. – Скажем, что тебе срочно нужно встретиться с твоими деловыми партнерами в Индии. А потом организуем Алексу кругосветное путешествие. Расходы на это я, разумеется, возьму на себя. Вероятно, он может уехать с матерью в Париж. Но Эллиот продолжает слать деньги домой. Чуть ли не из каждого европейского казино. Так что это, должно быть…
– Но почему, Джулия? Почему обязательно сейчас?
– Ты же хотел увидеть Индию, разве не так? Ты сам мне неоднократно об этом говорил.
– Я хочу увидеть мир и хочу увидеть его вместе с тобой. Но отменять торжество? И срочно отсылать куда-то Алекса? Я не понимаю, что тобой руководит.
– Как же ты не поймешь! Случившееся с Клеопатрой потрясло его до глубины души. И если мы не собираемся рассказывать ему всю правду, то он так и будет чахнуть, томясь тоской по этому бесовскому существу.
– Ты не говорила о ней с такой злостью, когда мы узнали, что она, вопреки случившемуся, осталась жива. Что же изменилось с тех пор?
– Я тогда не думала, что нам следует ее бояться.
– А теперь нам стоит ее бояться?
– Да. Ты не понимаешь. Алекс… Он не сделал того, что обещал. Он не стал зарабатывать на жизнь и не предался чему-то, хоть отдаленно похожему на любимое дело. Его просто не узнать, Рамзес. Это совсем другой человек, но этот другой человек чахнет по ней.
– И ты ревнуешь его?
– Нет, Рамзес! Это страх. Я боюсь за него. Потому что, если она завладела его сердцем, только представь себе, что она может сделать с его душой и с ним самим.
– И поэтому ты хочешь отослать его отсюда? Чтобы защитить его от Клеопатры?
– Частично – да. Но только частично. Я также хочу, чтобы в его жизни произошло приключение, чтобы он обрел неведомый ему доселе жизненный опыт. Нечто такое, что заменило бы в его душе потребность в Клеопатре. Как если бы он открыл что-то новое в самом себе. А если он просто уползет в свое логово и примется по-джентльменски зализывать раны, его одержимость ею будет только возрастать. Более того – он может попробовать ее отыскать. Только подумай, Рамзес, к какой катастрофе это может привести. К ужасной катастрофе!
– Но ты же не можешь послать его в кругосветное путешествие навсегда, Джулия.
– Не могу. Но так у меня будет надежда, что при его новом самосознании и его страстном желании быть любимым, о котором он сам говорит, это приведет его к чему-то неиспытанному. Появится иное чувство, появится другая женщина. Появится что-то такое, что переместит его навязчивые мысли о Клеопатре в разряд далеких воспоминаний.
– Но Алекс Саварелл не способен на сильные чувства. Это и делает его Алексом Савареллом.
– Если говорить о прежнем Алексе, то да, ты прав. Однако ты, Рамзес, не видел человека, с которым я встречалась сегодня. Он очень изменился, как и мы, но только он не принимал эликсир.
– Итак, ты хочешь отправить его путешествовать в поисках новой возлюбленной?
– Может быть, да, а может, и нет. Возможно, это будет не одна возлюбленная! Пусть он полностью потеряет себя в мире чувственных наслаждений. Или пусть отправляется на тропический остров и днями напролет поглощает там психологические романы, например, Дэвида Герберта Лоуренса. Все это не важно, Рамзес. А важно, чтобы он каким-то иным образом преодолел изводящую его сейчас страсть по этому существу. И, если для этого ему потребуется целый гарем, я готова оплатить услуги любых куртизанок.
– У вас в двадцатом веке совершенно нелепые представления о гаремах. Женщины там – не куклы и не каменные статуи. Это живые люди со своими чувствами, требованиями, потребностями. И управление гаремом – это не то, что понравится совершающему побег от любви лондонскому аристократу.
– Рамзес, будь серьезным.
– Я серьезен, Джулия, – мягко улыбнулся он, поправляя локон, упавший на ее лицо. – И я вижу, что и ты сейчас очень серьезна и очень напугана.
– Однако ты не разделяешь моих чувств.
– Если Клеопатра действительно желает причинить какой-то вред Алексу, почему она тогда задержалась со своим новым красавцем-компаньоном в Александрии? Ты сама задавалась этим вопросом.
– А ты тогда ответил мне, что она непредсказуема. Что это, возможно, вообще не настоящая Клеопатра, а какой-то ее злобный двойник. Как еще иначе объяснить ее такое бессердечное, пренебрежительное отношение к человеческой жизни?
– В ее семье достоинство измерялось тем, насколько быстро человек был способен избавиться от собственных братьев и сестер и подняться на трон. Это единственное возможное объяснение тому, что ты называешь пренебрежительным отношением к чужой жизни.
– Я не имею в виду то, что она делала в Александрии. Я говорю только о том, что произошло в Каире всего несколько месяцев назад. Там она убивала беспричинно, очертя голову, Рамзес. Просто убивала мужчин, которых
