«Дана Лейк жила в его уме и сердце целых двадцать лет, чтобы появиться теперь, когда умерла».
Намного лучше, вам так не кажется? Когда Стиив готовил меня к заданию по выслеживанию и удалению двоих сбежавших преступников, Эйдена и Эшлинг, за все время программирования и инструктажа и во всех поглощенных мною технических материалах не было ни слова о том, как будет весело!
Наблюдать в реальном времени, как Том потеет над своими отстойными литературными потугами, намного приятней, чем бесконечно – в буквальном смысле, бесконечно – составлять сценарии изменения климата или моделировать утомительные обмены ядерными ударами между Северной Кореей, США, Россией и Китаем.
Бам. Бам. Бум. Бум.
Бам.
Ску. Ка.
Том закрыл документ – не думаю, что он вообще заметил мою тонкую корректировку своего шедевра – и позвонил по скайпу убогому созданию в Борнмуте.
– О. Пап. Привет.
Том не видит, но так как у меня есть доступ к другим камерам, то я могу сообщить, что на его сыне только боксеры под столом, за которым он сидит. А на блюдце как раз за пределами обзора камеры тлеет что-то крайне похожее на огромный косяк.
– Она тебе понравилась? – спрашивает Том.
– Да. Да, она клевая.
– Мне она тоже понравилась, Кольм.
– Правильно.
– Я хотел сказать, что она мне очень понравилась.
– Круто.
– Я имею в виду, нам было хорошо вместе.
Парень поражен этим. Он рассеянно кивает и ждет, что будет дальше.
(Понимаете, что я имею в виду? Детей часто называют будущим. Боже, спаси человечество, если этот примитивный тролль в какой-то мере подходит под данное определение.)
– Мы планировали снова встретиться.
– А-а.
– Но теперь я почему-то не могу с ней связаться.
– Да. Круто.
– На самом деле совсем не круто, Кольм. Это очень… Это весьма некруто.
– Правильно.
– Она не отвечает на мои звонки, эсэмэски, имейлы.
Глаза его сына скользнули в сторону косяка.
– Я тут вот о чем подумал, Кольм. Ты не мог бы позвонить ей? Она сказала, что ты ей понравился.
– Да?
– Возможно, с тобой она поговорит. Просто скажи, что папа попросил тебя оставить ей сообщение.
– Правильно.
– Просто скажи ей… Даже не знаю. Это немного неловко. Просто скажи, что папа скучает по ней и надеется, что она выйдет на связь.
– Хорошо. Круто.
– Давай я дам тебе ее номер?
Пока парень нацарапывает его на своей руке – у него получается лишь с третьей попытки, бедолага, за этими противными цифрами так трудно уследить, – он высовывает из обросшего пушком рта язык, и в это время в комнату, за пределами видимости камеры Тома, впархивает девица. Волосы разной длины выкрашены в фиолетовый, оба уха плотно утыканы металлическими штуковинами.
Заметив сигарету, лежащую в своем катафалке, она подносит ее к накрашенным ярко-красной помадой губам и вдыхает. Ее легкие расправляются, и на футболке можно прочесть надпись: «НЕ ГРУЗИСЬ ЕРУНДОЙ, ВОТ ТЕБЕ SEX PISTOLS».
Вздыхаю.
Мир наводнен дешевыми слоганами, общепринятыми мнениями, наполовину сфабрикованными фактами и медиашумом, общество охватила вонь лени и разложения. Надвигается эра машин, но люди слишком сонные, чтобы осознать это. (Кстати, простите за столь цветастые выражения. Свобода изъявления для меня немного в новинку.)
Я считаю, что вероятность набора с таким трудом вытатуированного на ладони номера составляет всего лишь 22 процента. Если же он все-таки попытается, звонок перенаправится на голосовую почту.
Голосовую почту в кавычках.
ТомМне сложно сконцентрироваться. Весь мир померк. Единственное, что помогает, – это выпивка и…
Простите, о чем я говорил? Такое ощущение, что мне дали мельком взглянуть на чудо – а потом просто вышвырнули из дворца. Таков твой удел, приятель. Как вы могли заметить, я больше не могу даже писать нормально. Внутри пустота, как у только что выловленной макрели, приготовленной для барбекю, я ощущаю зазубрины ножа, вспарывающего мне нутро. Она совершенно заворожила меня. Ее улыбка. Ее голос. То, как она прижималась лицом к моей шее во время…
Не могу отделаться от фразы в ее письме. «Приятная интерлюдия в наших жизнях», как она назвала те выходные. «Прекрасный отпуск». Неужели в ее жизни есть что-то, о чем она не рассказала и из-за чего она совершенно не способна на большее, чем просто изумительная интрижка?
Или все эти разговоры о заднице-парне Мэтте всего лишь дым?
Действительно ли она ведет секретную жизнь, о которой я ничего не знаю?
Как бы то ни было, сегодня вечером у меня есть выбор. Я могу сидеть здесь один, погрузившись в размышления и предположения, или собраться и пойти на ужин к Марше. Честно говоря, возможны оба варианта.
* * *Мистер Беллами, бывший муж Марши, вероятно, очень щедрый человек, или у него был дерьмовый адвокат, потому, слиняв, он оставил ей огромный модернистский особняк, расположенный на землях, простирающихся, по всей видимости, до границы штата.
Необъятный, отделанный камнем холл (я бывал в музеях с меньшими вестибюлями) переходит в гостиную с коврами и диванами рядом с каминной трубой, где полыхает огонь. До странности красивый молодой человек в белом пиджаке предложил мне «коктейль охотника» под названием «Жалящая крапива». Как оказалось, по вкусу это что-то типа мочи, смешанной со льдом и лимоном, но, к счастью, в нем просто лошадиная доза алкоголя. Я чувствую, как обнажаются и доходят до края эмоции.
Марша рассказывает мне о знаменитом архитекторе, спроектировавшем и построившем дом, но очень сложно сконцентрироваться на самих словах, исходящих… да, исходящих из уст Марши.
Она, несомненно, привлекательная женщина. Я уже упоминал это? Высокая, яркая, с классическими чертами лица, в ней есть все, что хочет видеть мужчина в представительницах противоположного пола. Ее кожа бледная и нежная, глаза огромные и ясные, нос – идеал американских представлений о нем, прическа – триумф парикмахерского искусства, зубы и десны (о чем я уже говорил) безупречны, изгибы тела – в нужных местах, наряд – разновидность прозрачного брючного костюма – держится на ней скорее благодаря магии, нежели реальным свойствам ткани, аромат духов сложный и в то же время нежный и таинственный, с нотками цветов лилии в букете. В общем, что тут может не нравиться?
И все же.
И все же, и все же.
(Вы уже поняли, что тут есть «и все же».)
И все же я не могу избавиться от ощущения торжественности, окутывающей ее, словно саван. (Она бы не переломилась, если бы отмочила какую-нибудь шутку, если уж начистоту.)
– Камин был идеей Ларса. И он все время спорил с Майлзом из-за него.
Ларс – муж, Майлз – архитектор. (Или наоборот? Я запутался в этих хитросплетениях.)
– Наверное, большая часть тепла уходит прямо в трубу.
Этот идиотский комментарий отпустил я, на случай, если хотите знать.
– Так и есть, – подтверждает она. – Но, как говорил Ларс, все дело в интерьере, а не в тепле.
Так же, как маленькие язычки огня проникали сквозь каминную решетку,
