– Нет. Я не хочу прерываться теперь.
– Хорошо. Как развивались события дальше?
– Давид…
– Успокойся, не спеши.
– Давид прижал трупик к груди и заскулил, как раненое животное. Кожа девочки отливала синевой, и она походила на сломанную куклу. Я хотела встать и обнять их, но мне не хватило сил подняться. Под утро, когда начало светать, Давид взял ребенка, посмотрел на меня в последний раз и попросил прощения. Потом он вышел из дома. Я доковыляла до окна. Я видела, как он спускался по лестнице среди скал к пристани. Деревянный ялик был пришвартован в ее дальнем конце. Давид сел в лодку с телом ребенка, завернутым в какие-то тряпки, и начал грести в открытое море, глядя в мою сторону. Я замахала рукой в надежде, что он увидит меня и вернется. Давид продолжал грести и остановился, когда отплыл от берега метров на сто. Солнце уже вставало над морем, превратив его в огненное озеро. Я видела силуэт Давида. Он нагнулся, поднял что-то снизу и несколько раз ударил в днище лодки. Она затонула в считаные минуты. Давид сидел в ялике неподвижно, обнимая ребенка и не спуская с меня глаз, пока волны не поглотили их навсегда.
– Что ты сделала потом?
– Я потеряла много крови и очень ослабела. Пару дней я лежала в жару, и мне чудилось, будто разыгравшаяся в бухте трагедия была кошмарным сном, вот-вот откроется дверь и Давид вернется. Позднее, когда снова смогла вставать и ходить, я начала каждый день спускаться на пляж. И ждать.
– Ждать?
– Их возвращения. Вы подумаете, наверное, что я тоже сошла с ума, как Давид.
– Нет. Ничего подобного.
– Фермеры, ежедневно приезжавшие к ресторану, видели меня на берегу и подходили спросить, что со мной. Они дарили мне продукты. Говорили, что я плохо выгляжу, и предлагали отвезти в больницу в Сан-Фелиу. Наверное, это они вызвали жандармов. Дежурный патруль нашел меня спящей на пляже и доставил в больницу. У меня обнаружили переохлаждение, начинавшийся бронхит и внутреннее кровотечение, которое свело бы меня в могилу меньше чем за двенадцать часов, не попади я в руки врачей. Я не сказала, кто я такая, но установить мою личность не составило труда. Меня объявили в розыск, и ориентировки с моей фотографией лежали в каждом участке и комиссариате. Меня положили в больницу, где я провела две недели.
– Родители приезжали навестить тебя?
– Они не мои родители.
– Я имею в виду супругов Убач.
– Нет. Когда меня наконец выписали, двое полицейских на «скорой помощи» доставили меня обратно в Мадрид, в особняк Убачей.
– Что сказали Убачи, увидев тебя?
– Сеньора – она требовала, чтобы я называла ее именно так, – плюнула мне в лицо и обозвала грязной неблагодарной тварью. Убач позвал меня в свой кабинет. За все время разговора он так и не удосужился поднять взгляд от столешницы письменного стола. Убач сообщил, что меня поместят в монастырскую школу близ Эскориала и мне разрешат погостить дома в рождественские праздники при условии, что я буду хорошо себя вести.
– Сколько времени ты провела в интернате?
– Три недели.
– Почему так мало?
– Директору стало известно, что я сообщила обо всем, что со мной приключилось, Ане Марии, соседке по комнате.
– Что ты ей рассказала?
– Все.
– Она тебе поверила?
– Да. Ее судьба в чем-то напоминала мою. Практически всех девочек в интернате объединяли похожие обстоятельства жизни.
– И что дальше?
– Через несколько дней Ану Марию нашли в петле на чердаке школы. Ей исполнилось шестнадцать лет.
– Самоубийство?
– А вы как думаете?
– А ты? Что сделали с тобой?
– Вернули в дом банкира.
– И что?
– Убач влепил мне пощечину и запер в моей комнате. Пригрозил, что, если я еще раз посмею оболгать его, он засадит меня в сумасшедший дом до конца жизни.
– А что ты ответила?
– Ничего. В ту же ночь я выбралась из своей спальни через окно и заперла на ключ покои на третьем этаже, где почивали супруги Убач. Затем спустилась в кухню и открыла газовые вентили. В подвале хранились канистры с керосином для генератора. Я обошла весь первый этаж, обрызгав керосином пол и стены. А потом подожгла занавески и вышла в сад.
– Ты не убежала?
– Нет.
– Почему?
– Хотела увидеть, как они горят.
– Понимаю.
– Сомневаюсь, что понимаете. Но я рассказала вам всю правду. А теперь ответьте мне на один вопрос.
– Спрашивай.
– Где моя сестра?
15– Твою сестру ныне зовут Мерседес, и она находится в безопасном месте.
– Вроде вашей гостиницы?
– Нет.
– Я хочу увидеть ее.
– Скоро увидишь. Сначала расскажи мне о своем муже, Игнасио Санчисе. Объясни, почему Мигель Анхель, имевший в своем распоряжении лучшие адвокатские конторы страны, назначил в завещании душеприказчиком молодого и подающего надежды, но неопытного юриста? Ты догадываешься, в чем причина?
– Разве она не очевидна?
– Нет.
– Игнасио был сыном Убача. Он прижил его от певички с Паралели, с которой встречался в юности. Ее звали Долорес Рибас. Поскольку сеньора не желала иметь детей, чтобы не испортить фигуру, Убач втайне заботился о ребенке. Он оплачивал учебу Игнасио, способствовал карьере и помог получить работу в адвокатской конторе, став ее постоянным клиентом.
– Санчис знал, что Убач приходился ему родным отцом?
– Конечно.
– Поэтому он женился на тебе?
– Игнасио женился на мне, чтобы защитить. Единственный мой друг. Достойный и честный человек. Никого лучше я не знаю.
– Значит, у вас получился фиктивный брак?
– У нас был самый настоящий брак, прочнее я не встречала. Но если вы намекаете на физическую сторону супружества, то нет. Игнасио до меня пальцем не дотронулся.
– Когда у тебя зародился план мести?
– Игнасио, имевший свободный доступ к архиву документов семейства Убач, выяснил всю подноготную Вальса. Идея принадлежала Игнасио. Пытаясь проследить историю моего настоящего отца, Виктора Маташа, мы узнали об арестантах, сидевших в тюрьме одновременно с ним, начиная с Давида Мартина и заканчивая Себастьяном Сальгадо и Моргадо. Я наняла Моргадо шофером и телохранителем. Но ведь мы уже говорили об этом… Верно?
– Неважно. Мысль использовать призрак Давида Мартина, чтобы посеять семена страха в душе Вальса, тоже пришла в голову тебе?
– Да.
– Кто писал письма, которые вы посылали Вальсу?
– Я.
– Что произошло в ноябре 1956 года в Обществе изящных искусств в Мадриде?
– Письма не достигли нужного эффекта. Замысел состоял в том, чтобы запугать Вальса и внушить ему, будто существует заговор, спланированный Давидом Мартином, чтобы отомстить ему и обнародовать правду о его преступном прошлом.
– С какой целью?
– Мы хотели вынудить его совершить ошибку, вернуться в Барселону и встретиться с Мартином.
– Вам это удалось.
– Да, но пришлось надавить на него, приложив дополнительные усилия.
– Речь о покушении на убийство в 1956 году?
– В том числе.
– Кто явился исполнителем?
– Моргадо. Мы не предполагали убивать Вальса, а только напугать и убедить, что ему грозит опасность везде, даже в собственном бункере, и так будет продолжаться до тех пор, пока он лично не явится в Барселону, чтобы разобраться с Давидом Мартином раз и навсегда.
– Но поскольку Мартин умер,
