– Ганчо, – влез Лопен. – Эй, ты…
– Поздравляю, Лопен, хорошая работа. Будешь вторым после Тефта, пока я не вернусь.
Кэл выбежал из палатки и плетением отправил себя в небо – так быстро, что ветер всколыхнул полог.
Лопен положил руки на бедра. Руа приземлился на голову, а затем тихо взвизгнул от сердитого восторга и изобразил вслед Каладину двойной грубый жест.
– Нако, как бы он от повторения не приелся, – предостерег Лопен.
– Идем, – велела Эш, держа Тальна за руку и заставляя его пройти последние несколько ступенек.
Он тупо уставился на нее.
– Тальн, – прошептала она. – Пожалуйста…
Последние проблески его рассудка исчезли. Когда-то ничто не удержало бы его от боя, в котором погибали другие люди. Сегодня он прятался и хныкал во время сражения. Теперь шел за ней, как слабоумный.
Таленелат’Элин сломался, как и все остальные.
«Ишар, – подумала она. – Ишар поймет, что делать». Она сглотнула слезы: смотреть, как он угасает, было все равно что видеть, как гаснет солнце. Все эти годы она надеялась, что возможно… возможно…
Что? Что он искупит их вину?
Неподалеку кто-то помянул ее имя всуе, и ей захотелось ударить этого человека. «Не клянитесь нашими именами. Не рисуйте нас. Не поклоняйтесь нашим изваяниям». Она все это растопчет, уничтожит каждое изображение. Она…
Эш перевела дух и снова потянула Тальна за собой, вынуждая его встать в очередь вместе с другими беженцами из города. Уходить позволяли только чужакам, чтобы не перегрузить Клятвенные врата. Они вернутся в Азир, где их цвет кожи не будет бросаться в глаза.
«Какой чудесный подарок вы им сделали! – сказал он. – В кои-то веки они сумели восстановиться между Опустошениями. У них появилась возможность для развития…»
О, Тальн. Ну почему он не мог ее просто возненавидеть? Почему он не позволил ей…
Эш замерла, когда внутри ее что-то оборвалось.
«О господи. О, Адональсиум!»
Что это? Что это было?!
Тальн закричал и рухнул, словно кукла с перерезанными струнами. Эш споткнулась, а потом тоже упала на колени. Обняла себя руками за плечи, дрожа. Это была не боль. Это было что-то гораздо, гораздо хуже. Потеря, дыра внутри ее, утрата части ее души.
– Госпожа? – спросил солдат, подбегая. – Госпожа, с вами все в порядке? Эй, кто-нибудь из целителей! Госпожа, что случилось?
– Они… они каким-то образом убили его…
– Кого?
Эш посмотрела на мужчину, и от слез у нее перед глазами все расплывалось. Не похоже на их другие смерти. Это было ужасно. Эш его совсем не чувствовала.
Они что-то сделали с душой Йезриена.
– Мой отец, – пробормотала она, – мертв.
Стенания вызвали волнение среди беженцев, и кто-то отделился от группы письмоводительниц. Женщина в темно-фиолетовом платье. Племянница Черного Шипа. Она посмотрела на Эш, затем на Тальна, затем на лист бумаги, который держала в руках. Там были поразительно точные наброски их обоих. Выполненные не по общепринятым канонам, а согласно тому, как они выглядели на самом деле. Кто… почему?..
«Это его стиль рисования, – отметила часть Эш. – Почему Мидиус раздает наши портреты?»
Ее душа наконец-то перестала разрываться. Перемена оказалась такой резкой, что впервые за тысячи лет Эш потеряла сознание.
122
Выплаченный долг
Да, я начал свой путь в одиночку и закончил его один.
Но это не значит, что в пути я был одинок.
Из послесловия к «Пути королей»Каладин летел над бурлящим океаном. Далинар сумел призвать свою силу и заполнить его буресветом под завязку, хотя это явно был мучительный труд.
Кэл израсходовал этот запас, чтобы добраться до Харбранта, где остановился на ночь. Буресвет подстегивал возможности его тела лишь до определенных границ. На следующий день, совершив длинный перелет, он достиг Таратского моря.
Он мчался, используя самосветы, реквизированные из королевской казны в Харбранте. На побережье Алеткара в нескольких местах поднимался дым: там города все еще сопротивлялись вторжению паршунов. Карта трепетала в пальцах Кэла, пока он высматривал на берегу скалу особой формы, которую для него нарисовала письмоводительница.
К тому времени, когда наконец обнаружил искомое, Каладин начал беспокоиться, останется ли у него достаточно буресвета, чтобы вернуться в безопасное место. Благословенный Бурей опустился на землю и продолжил путь пешком, в соответствии с инструкциями, пересекая холодную и скалистую землю, которая напомнила ему о Расколотых равнинах.
У пересохшей реки нашел пещеру, где ютилась небольшая группа беженцев. Маленький костерок испускал дымные кружева и освещал десять человек в коричневых плащах. Невзрачные, как и многие, с кем он повстречался за время своих поисков. Единственной отличительной чертой был небольшой символ, который они нарисовали на старом брезенте, закрепленном между двумя шестами в передней части лагеря.
Символ Четвертого моста.
Две фигуры поднялись от огня, сбросили капюшоны. Мужчины: один высокий и худощавый, другой низенький и нескладный, с сединой на висках.
Дрехи и Скар.
Они приветствовали Каладина безупречным салютом. У Дрехи были поджившие порезы на лице, а Скар выглядел так, будто не спал несколько недель. Им пришлось измазать лбы пеплом, чтобы скрыть татуировки, – такое бы не сработало в мирные времена.
Сил рассмеялась с неподдельным восторгом, подлетела к ним – и, судя по их реакции, позволила себя увидеть. Позади них сбросили свои плащи трое слуг Шаллан. Оставшихся Каладин не знал, но одним из них точно был встреченный ими торговец – человек, который все еще владел даль-пером.
– Кэл, кое-что мы не упомянули в своем сообщении, – предупредил Скар, когда Каладин похлопал его по спине.
Каладин нахмурился, и тут Дрехи вернулся к костру, поднял одну из фигур, что сидела рядом. Ребенок? В лохмотьях. Да, испуганный мальчишка трех или четырех лет от роду, с потрескавшимися губами и затравленным взглядом.
Сын Элокара.
– Мы защищаем тех, кто не может защитить себя, – провозгласил Дрехи.
Таравангиан не смог решить первую страницу дневных головоломок.
Дукар, бурестраж, взял у него лист и просмотрел. Покачал головой. Сегодня король был глуп.
Правитель Харбранта откинулся на спинку своего кресла в покоях в Уритиру. Он все чаще и чаще оказывался глупым. Возможно, ему это лишь казалось.
Прошло восемь дней со времени битвы на Тайленском поле. Он сомневался, что Далинар снова будет ему
