Знала и покрывалась холодным липким потом с головы до ног.
— Так что, детка, отставь в сторону ту безделушку, которую прячешь за спиной. Хотя, если тебе хочется, можешь швырнуть ее в меня. Так даже интереснее, это необычно. А потом раздевайся. Медленно. Я хочу насладиться зрелищем. Давно ждал.
— Ты ненормальный, псих.
— Да, — равнодушно пожал он плечами и глухо рассмеялся. — И это так круто.
Я не могла избавиться от мысли, что Морозов принимает наркотики. Просто по-другому его поведение и состояние было сложно охарактеризовать. Нормальные люди не могут себя так вести.
— Знаешь, в чем ваша ошибка? — продолжил мужчина как ни в чем не бывало. — Твоя, отца, Н’Ери и К’Аури? Вы сразу списали меня со счетов, не восприняли всерьез. Дурачок и дурачок. Решили, что Морозов-младший только и годится девок мять и у отца на побегушках бегать? Но вы ошиблись. Все ошиблись. Ты ведь не знаешь последние новости, да, бейба?
Я покачала головой.
— Я теперь главный! Я! Круто? — радостно сообщил он мне и почесал дулом пистолета небритую щеку. — Я главный. И К’Аури следующие на очереди, а там и до твоего блохастого доберусь. Я власть и сила. Я!!! Ну что, Измайлова, не передумала? Подстилка для хищника или шлюха криминального авторитета? Я могу быть очень ласковым и добрым. Отсосешь, и жизнь твоя наладится, оставлю в живых.
— Что ты сделал с отцом? — спросила я, стараясь побыстрее сменить тему.
— Ничего. Просто показал, кто из нас круче, у кого яйца крепче. Сдал папочка, утратил власть, когда прогнулся под хищников. Это многим не понравилось. Равновесие, дружба — полная хрень. Город снова будет нашим, а этих двуликих на кол. Утопим улицы в их крови… Но ты мне зубы не заговаривай, Викуля. Раздевайся.
Статуэтку я поставила на столик. Осторожно, боясь, что она от любого моего движения может упасть и разбиться. Затем медленно потянулась к молнии на куртке, расстегнула замок.
— Давай, детка. Медленно, чувственно. А я посмотрю. Даже музончик тебе врублю. Потряси попкой.
Морозов сел на кровать, продолжая сжимать в руке пистолет. Другой рукой достал из кармана телефон и, не глядя, включил мелодию. Что-то громкое, стихийное, металлическое и бренчащее, когда солист не поет, а тупо орет в микрофон.
— Другого нет, — бросая мобильник рядом с собой, произнес мужчина. — Но сойдет и так. Ты уж постарайся, Вика. Мне должно понравиться. Или будет больно. — Голос прозвучал угрожающе.
— Выстрелишь? — равнодушно спросила у него.
Молния все-таки расстегнулась, и я повела плечами, давая пуховику сползти с плеч и пытаясь хоть немного вильнуть бедром.
«Господи, какая мерзость!»
Унизительно, страшно и безумно.
«Может, мне все это снится? Жуткий кошмар, после которого я проснусь?»
— Могу выстрелить, — не стал отрицать мужчина. — Могу и пальчики сломать. Один за одним. Как тебе такая идея? А могу быть и очень щедрым. Хочешь шубу? Колье с брюликами? Что еще такие шлюхи берут? «Мерс»? Алый кабриолет? Что дарил тебе Н’Ери?
— Ничего.
Пальцы не слушались. Все никак не получалось расстегнуть ремень, и танцевать перед этим уродом я не могла.
Руки безвольно опустились, я признала поражение.
— Не надо. Не могу… не надо, — прошептала, уже не сдерживаясь.
— Не зли меня, Вика. Я сказал, раздевайся!
Я покачала головой.
— Не могу.
— Сука! — рыкнул он и выстрелил.
Пуля попала прямо в ковер под моими ногами. Оглушив, заставила подскочить на месте и с жалобным криком прижать руки к ушам. Слезы сдержать не получилось. Смысла не было: я одна, неизвестно где, и играть в сильную женщину бесполезно.
Неуверенная, слабая, беспомощная. Противопоставить вооруженному отморозку мне было нечего.
— Ты будешь делать, как я сказал, поняла, тварь?
Мужская ладонь, не давая опомниться и прийти в себя, больно схватила за волосы, задрала голову и обнажила беззащитную шею, по которой он с нажимом провел дулом пистолета, прижал его к подбородку, надавил и впечатал в кожу.
— Нет, я не стану тебя убивать. Будешь жить, сучка. Долго будешь жить. Выделю тебе отдельную комнатку и цепочку на шею. Будешь, как собака, сидеть на цепи и ждать своего хозяина. Голая. Как тебе такая перспектива?
Я зажмурилась еще сильнее, не в силах даже дернуться, так сильно он схватил меня за волосы.
— Что молчишь, сука? — Морозов дернул рукой, с корнем вырывая короткие пряди.
— Ненавижу, — всхлипнула едва слышно и поплатилась за это.
Лицо вспыхнуло от боли, в голове зазвенело, а перед глазами будто пелена появилась. Рыкнув, отморозок ударил наотмашь. С тихим вскриком упала на пол, чтобы вновь задохнуться от боли, когда тупой нос ботинка со всей силы ударил в живот. Потом еще раз и еще.
— Я научу тебя уважать меня! Научу! — кричал он в перерывах между ударами.
Я пыталась укрыться, свернуться калачиком, но ублюдок все равно находил уязвимые места.
Боль была такой сильной, что в какой-то момент сознание просто отключилось. Но ненадолго.
Все происходило так, как обещал Морозов: кровать, тяжелое тело на мне, не дающие пошевелиться руки, лихорадочно сдирающие одежду, и зловонное дыхание.
— Нет, нет… нет.
Еще не придя до конца в себя, я отчаянно пыталась оттолкнуть его, отпихнуть, вывернуться. Кусалась, царапалась и пиналась. За что получила еще один удар по лицу.
— Да, давай, сопротивляйся. Меня это так заводит, — шептал он, разрывая на мне водолазку, сжимая до боли грудь.
«Не получается».
