Силой Амара Тани не уступала мужчине. Такая в момент собственного оргазма легко переломит мужчине спину ногами.
Я собрался с силами и всплыл, хлебнув ледяной водицы. Увидел лицо Амары перед собой и наградил ее размашистой затрещиной.
Не помогло…
Я собрал остатки сил и врезал кулаком в ее лицо. В воде сложно размахнуться, вложить силы в кулак, вода делает нас легкими, но я, на пределе отчаяния, нанес хороший удар. Глаза ее закрылись, она начала погружаться. Я схватил ее за волосы, затем перевернул на спину и, обхватив под тяжелой и даже в воде горячей грудью, отбуксировал на берег, а затем, по прибрежной траве, по откосу, выволок на обрыв, вспоминая все выражения, которыми она потчевала каторжников. К счастью, делать искусственное дыхание не пришлось – Амара Тани быстро пришла в себя. Она села, моргнула, сплюнула воду и сказала:
– Ты совсем не умеешь владеть шпагой, Торнхелл.
Меня мутило от вида крови и колотило от холода, я смог только промычать что-то утвердительное. Врать не имело смысла – Амара, очевидно, краем глаза успела оценить мои потуги фехтовальщика.
– А ты не умеешь плавать.
– Совсем не умею и боюсь глубины. Ты меня научишь.
– Научу. Если ты научишь меня владеть шпагой.
Она засмеялась.
Я потер шею – локтевой захват у нее был будь здоров.
– Ты разбил мне нос.
Я угукнул, стягивая мокрую одежду. Не могу сказать, что утреннее солнце было слишком теплым.
– Иначе ты утопила бы нас обоих.
Она кивнула совершенно серьезно, она понимала.
– Я скажу тебе спасибо, ты ведь спас мне жизнь. Спасибо, милый господин. Искреннее спасибо!
Мордоворот – единственный живой из всей банды! – стонал и ползал по кругу, слепо загребая руками. Это только в кино про мушкетеров все враги умирают красиво и быстро от укола в брюхо. На самом деле такая смерть мучительная, долгая и может тянуться несколько суток.
Амара смерила его взглядом и цокнула языком.
– Ты что, никогда никого не убивал, Торнхелл?
Я не стал врать:
– Не пришлось.
Она разыскала в траве мою шпагу и, примерившись, всадила острие в горло мордоворота.
– Ну, всегда бывает первый раз.
И с этими словами она принялась обирать трупы, наклоняясь и приседая. Я, хоть и трясся от холода, поймал себя на том, что пристально слежу за этим процессом, причем, когда она наклоняется, мой взгляд направлен точнехонько туда… ну, в общем, не важно. Тело у нее было великолепное, оспа, будто в насмешку, поразила только лицо и немного – плечи.
Она ощутила, что я смотрю, выпрямилась с охапкой вещей в левой руке.
– Черт, Торнхелл!.. Только не говори мне, что ты вдобавок еще и девственник!
Глава 16
Мы выехали из леса в новый яркий, солнечный день и свернули на узкую проселочную дорогу, пиявкой присосавшуюся к Серому тракту. Я забрался под навес, развесив снаружи мокрую одежду, и кутался в одеяло, которое любезно оставили нам брай. Шпага в ножнах чувствовала себя теплее, чем я. К счастью, кости и суставы не болели после ночевки на жестком – как я уже говорил, Торнхелл был приучен ночевать в спартанских условиях. Но внутри тела прятался слабак или по крайней мере человек городской, мягкий – нюня, одним словом, у которого перед глазами то и дело вставала картина бойни на береговой круче. Я грыз хлеб с колбасой и мечтал о термосе с кофе, и наконец понял, что моя дрожь не от холода вовсе – это нервы. Амара восседала на облучке, и мне казалось, что ее затылок, прикрытый пышной короной волос, взирает на меня с насмешливой иронией. Безвременно утопший кинжал был заменен ею на меч каторжника. Купание же в ледяной воде никак не сказалось на самочувствии моей проводницы.
Я спросил, кто на нее напал. Ответ был краток и беззлобен:
– Крестьяне.
– Крестьяне? То есть это не разбойники?
– Сейчас многие крестьяне… шумят. Деревни разоряются, горят, крестьян закабаляют дворяне. Смута. Народ бежит из Санкструма.
– Я дрался с мужчиной, у него на лбу было…
– Клеймо. Да, он каторжник. Собрал вокруг себя банду. Хорошо, что ты прирезал главаря, – они растерялись, мне удалось расправиться с ними. Жаль несчастных.
Я не поверил ушам – ее ведь хотели изнасиловать, а затем, как это бывает среди банд, скорее всего, убили бы, предварительно изуродовав!
– Несчастных?
– Они бараны, глупцы. Пошли за вожаком. У них семьи в окрестных селах. Мне жаль их всех.
– Семьи? То есть… ты хочешь сказать, что убила обычных крестьян, у которых есть жены и дети?
– Да, конечно.
– И ты их… – Я имел в виду «оставила семьи без кормильцев», но вовремя заткнулся.
Она оглянулась на меня резко, крылья носа дрогнули.
– Есть некоторые вещи, милый господин, которые я никак не могу простить. Ну вот просто – никак!
Я промолчал. Мысли метались в разных направлениях. Она резала их как… как баранов, что рискнули поиграть с волком… с волчицей, точнее. Только волки шуток не понимают.
– Ты говорила, что разбойников… ну, и прочих злодеев рядом с капищем брай быть не может?
Амара покосилась на меня с кривой усмешкой:
– Брай ночью ушли. И это не разбойники, это несчастное тупое дурачье, которое шло промышлять на Серый тракт посреди леса.
Дурачье? Шпана? Как же тогда выглядят настоящие разбойники? Но эту тему я не стал развивать. Очевидно, это укоренившийся стереотип – мол, разбойник выглядит как заросший диким волосом оборвыш. На самом деле, конечно, разбойник профессиональный – это хорошо вооруженный, следящий за собой и своим конем мерзавец. Скорее всего – в доспехах. И, наверное, с самострелом или луком. Будь у крестьян что-то стреляющее – над нами с Амарой уже бы мухи жужжали.
– Да, кстати. Брай оставили тебе подарки. – Она протянула мне черный кожаный шнурок, к которому был привязан невзрачный глиняный шарик. На шарике красками был изображен любопытный и совсем нечеловеческий глаз – продольный зрачок навевал мысль об Оке Саурона, только был он небесно-голубого цвета и окружен весьма реалистичными кровяными прожилками.
– Это?..
– Это дала Огма. Та, что разглядела в тебе крейна. Повесь на шею.
Амулет от зубной боли, что ли?
– Она сказала, что это защитит тебя от них и от ночных кошмаров. Более-менее защитит.
Ядовитая хохма про зубную боль застряла у меня во рту. Откуда брай узнала, что Торнхелла преследуют кошмары? И ведь был кошмар, да только я не думал, что он будет повторяться.
Я молча повесил «ловца снов» на шею. В моем мире подобные вещи – это игрушки для дураков, имеющие эффект плацебо – ну то есть, если ты веришь, то оно и работает, а нет – так не работает. Но здесь, в новом мире, магия, очевидно, и в самом деле функционирует, значит, и амулет этот – никакое не плацебо.
Амара одобрительно кивнула:
– Огма сказала, что они не смогут тебя извлечь, пока амулет на шее. По крайней мере, не смогут некоторое время.
«Отдай душу! Отдай душу! Отдай душу!»
Я содрогнулся. Кто это – они? И зачем требуют мою душу? Жаль, брай уехали, и я не могу поговорить с ними и узнать… Впрочем,
