Он запнулся, ибо Амара невидимым кошачьим шагом сократила расстояние и нелюбезно шлепнула хогга по темным кудрям мечом – плашмя, разумеется, в противном случае развалила бы она его голову как арбуз.
– Еще раз споешь такое – я проломлю тебе голову. А если услышу про бабочек в животе вообще когда-нибудь – проколю тебе брюхо.
Она не дура. Поняла, о чем, а вернее – о ком поет Шутейник.
Амара развернулась ко мне:
– А ты… Торнхелл… как фехтовальщик ты безнадежен!
Признаться, и я это уже понял. Дав мне великолепное тело фехтовальщика, Белек не позаботился снабдить меня нужными талантами. Баклер недаром одарил меня кастетом – цыганский барон каким-то образом заглянул мне в душу и понял, какое оружие будет мне нужней.
С другой стороны, понадобится ли кастет архканцлеру, а?
И снова в путь. Все ближе и ближе к землям Ренквиста.
Амара торопилась, оглядывалась, вытягивая шею. Но лошади, одна из которых, лишившись подковы, прихрамывала, не могли идти быстро.
Вдруг Амара вытянулась в струнку, поднялась и испустила глухое восклицание:
– Черт! Гости…
Я соскочил с шарабана и уставился на холмистый горизонт. Воздух был свеж и прозрачен, но среди перелесков я не заметил точек, которые отмечали бы конников. Стадо коров – да, заметил. И, кажется, стадо овец.
И сам я… в этом мире – тот еще баран, не способный увидеть скрытое.
– Садись обратно, Торнхелл. Быстрее! И молись, чтобы паром оказался на нашей стороне!
Мы покатили. Шарабан подбрасывало на кочках. Я сунулся вперед, занял место рядом с Амарой. Тут же меж нами вклинилась вихрастая голова Шутейника.
– Так за вами и правда погоня? Ла-а-апочки мои. Что ж вы такое натворили-то, а?
Амара локтем затолкала голову хогга в шарабан. Тот обиженно пискнул.
– Убирайся, прыгай, спасайся!
В шарабане настал миг тишины. Затем хогг совершенно серьезно сказал:
– Не люблю… прыгать… на ходу. Я лучше с вами.
Пологий склон холма вел в речную долину. Река была широкая, ярко блестела излучина. Квадратная громадина парома как раз подваливала к нашему берегу, подрагивал, рисуя на воде тени, натянутый меж берегами канат.
Мы обогнали две подводы, чей груз был заботливо укутан дерюгами, подъехали к приземистому строению из почерневших бревен. Фундамент его был стар и состоял из обомшелых глыб. Рядом виднелся дощатый навес, там сидел у простого стола немолодой лысый человек в сером мундире без украшений и всяческих излишеств. Он записывал что-то в огромную амбарную книгу, гоняя с плеши мух измочаленным гусиным пером. Неподалеку несли службу трое солдат – в серых же камзолах, с алебардами. Позади них на лавках расселась сменная команда паромщиков – босоногих и крепких мужчин средних лет. Подле них дымил большой закопченный казан, куда на моих глазах бросили нарезанные куски какой-то рыбы.
– Люди Ренквиста, – шепнула Амара, кивнув на навес. – Молчи, я сама все решу. Хогг, к тебе это тоже относится! Закрой клюв и не щебечи!
– Тиу! – тут же донеслось из повозки.
Мне пришла на ум мысль, от которой я похолодел.
– А если те, кто едут за нами, – тоже люди Ренквиста, Амара?
Уродливая проводница взглянула на меня серьезно. Крылья носа расширились.
– Ты скрывал от меня, что досадил Ренквисту? И потому тебя ищут?
– Нет. Я не имею касательства к Ренквисту. Просто предположил.
– Если это не его люди – они не поедут за нами. Ренквист не любит на своих землях вооруженных дворян. Очень не любит. А преследуют нас, милый господин, несомненно, дворяне, которым ты чем-то насолил.
Ага, еще и соусом табаско им задницы наперчил. Но я не хочу говорить тебе, Амара, про свое архканцлерство. Пока – не хочу.
Человек в сером мундире встретил нас любезно – поднялся и осмотрел шарабан лично, едва в сумки не заглянул. Спросил, по какому делу направляемся в земли владетельного барона. Амара ответила – проездом, назвала выдуманные имена, сказала, что хотим заодно посмотреть, как цветет благословенный край под руководством великого человека. У меня уши чуть не завяли. Однако серый господин принял слова абсолютно серьезно, выписал пошлину на въезд и за переезд, и велел заводить лошадок и шарабан на паром.
Затем сверился с какими-то записями в амбарной книге, для чего долго ее листал, мельком глянул на нас, подозвал одного из солдат и что-то сказал. Солдат кивнул, уложил алебарду на плечо и перешел на паром.
Я был как на иголках, время от времени оглядывался, сдерживая силой воли нервную дрожь.
Однако человек в сером мундире терпеливо дождался, пока на паром не заедут две подводы, которые мы обогнали, и только затем дал приказ отправляться.
Паром со скрипом отвалил от дощатого причала. Мускулистые руки паромщиков тянули просмоленный канат.
На вершине холма начали появляться черные точки – одна, две, три… десять! Поедут вниз? Или…
Они не поехали.
Зато мы отправились прямиком в ад.
Глава 20
Знал бы, чем все обернется, – ни за что не сунулся бы к Ренквисту, о нет, предпочел бы остаться на том берегу и вступить в обреченную схватку с головорезами из дворянского сословия. Ну нет в этом мире чудовищ, кроме людей, – да только от этого не легче; вот право, какое дело человеку, кто спровадит его на тот свет: стозевное чудище или головорез благородных кровей? Конец-то один.
С самого начала я говорил Белеку, что не боюсь трудностей и заряжаюсь от них. Не врал. Однако я не боюсь тех трудностей, на которые могу повлиять, которые могу исправить. Попади я в кресло архканцлера и получи рычаги власти – чувствовал бы себя как рыба в воде. Но сейчас я был все же марионеткой, которую дергали за веревочки, да еще норовили пришпилить где-то в области сердца, а я… а что я? Я отдался на волю судьбы и никак – ну просто никак не мог повлиять на обстоятельства.
Над головой изломанными тенями проносились чайки. Давно я не слышал их клекота. Солнце парило, скатываясь к горизонту раскаленной монетой. Я прижал шпагу к боку и, облокотившись о перила, вдыхал речной воздух.
Амара взглянула на таможенную контору, подняла голову, оглядывая
