– Они объедут земли Ренквиста и попытаются перехватить нас с другой стороны границы. Мы должны успеть раньше, мы успеем раньше – тут, – она показала рукой вперед, – владения Ренквиста простираются всего на двадцать миль, надеюсь, проедем их и чертову его столицу без приключений и значительно сократим путь до Норатора. Дерьмо собачье, Торнхелл, мне легче таскать каштаны из огня, чем вошкаться с тобою!
Однако я уже понял – она будет со мной до конца.
По многим причинам.
Паром тянули к деревянным пристаням. Там покачивались многочисленные лодчонки и несколько баркасов с мачтами, на которых серели скатанные паруса. Один баркас недавно прибыл – из него по мосткам сносили в плетеных корзинах рыбу, серебряно блестела чешуя. На покатом, укрепленном тесаным камнем берегу громоздились деревянные сараи с глухими окнами. Меж сараев дымили костры, сушились сети. Резко пахло рыбьими потрохами.
Мы вывели шарабан на хорошо мощенную, ровную, без бугров и ям дорогу, полого поднимавшуюся от берега. Парнишка в салатовой робе, стоя окарачь, выпалывал железным штырем сорняки, росшие на обочине. Завидев нас, поднялся и отвесил поклон:
– Здравы будьте, милостивые государи!
Амара не ответила, Шутейник хмыкнул, а я промолчал, хотя и удивился. Мы поднялись на скат и увидели, что мощеная дорога продолжается – уводит вглубь владений Ренквиста, теряясь меж застроенных сельскими домами холмов. Выглядела она несколько у́же Серого тракта и, судя по камням, которые еще не стерты сапогами и башмаками, копытами и колесами, проложена была не слишком давно.
Не является ли Ренквист одним из Спасителей Санкструма, к сообществу коих относил себя Белек? Получился бы интересный сюрприз.
На речном берегу располагался небольшой рыбный промысел – дома-сараи, коптильни, разделочные цеха.
Хогг покрутил головой, потянул рыбный воздух носом-картошкой и сказал:
– Хочу сыра.
Амара сумрачно на него посмотрела:
– Могу предложить только тумаки. Дай, кстати, свои вилки. Пойду поищу кузнеца. Ждите здесь и ни с кем не говорите.
Она удалилась в сторону деревни. Я уставился на промысел: работники – все в салатовых робах – чистили, резали, потрошили рыбу, другие развешивали ее над кострами для копчения, третьи раскладывали на досках потроха для сушки, четвертые – бросали уже высушенные потроха и чешую в дымящиеся котлы – вероятно, варили клей. Насколько помню из истории, рыбий клей использовали во многих областях, включая… поклейку боевых луков. За работниками присматривали двое солдат в сером.
К нам подбежал пес – маленький рыжик с мордой кирпичом, похожий на терьера. В зубах он держал удавленную крысу. Он осторожно положил крысу на камни дороги и тявкнул, словно хвастаясь. Ошейник на нем был кожаный, с блестящими клепками.
Гаер прищурился:
– Спасибо, дорогой, но я хочу сыра.
По дороге проскакал давешний солдат. Он оставил где-то свою алебарду. Подковы поджарой лошади выбивали искры из камней.
Шутейник проводил его взглядом и чуть слышно хмыкнул.
Мимо прошли двое работников в салатовом. На ходу раскланялись со словами:
– Здравы будьте, господа проезжающие!
– Ну и вам – никакой дизентерии, – откликнулся я.
Вернулась Амара – злая донельзя.
– Кузнец уехал в столицу, сегодня там большой праздник Корчевания, а подмастерья не берутся за работу для проезжающих… боятся без начальника связываться с иностранцами. Чертово дерьмо собачьего дерьма! – Она бросила меч в шарабан. – Торнхелл, положи туда же свою ковырялку. Шутейник, не смей доставать свои ножи в пределах земель Ренквиста. Видели, таможенник отправил нарочного? По всему пути за нами будут следить.
Я отстегнул шпагу – и в самом деле ненужную для меня ковырялку, и уложил в шарабан.
– Ренквист что, параноик? Следит за каждым приезжим?
Амара пожала плечами:
– Это его земля, его правила. Здесь нельзя целоваться на улицах, пить вино, открыто произносить бранные слова… твою мать. Прелюбодеяние здесь карается смертью, впрочем, это к нам не относится. Хогг, выбрось обломки лютни. Музыку здесь могут исполнять только местные.
Совиные глаза Шутейника мигнули.
– Хотя я бывал тут давно, но все это мне известно, госпожа Тани. Да-да, на меня ты можешь положиться. Но свою разбитую девочку я оставлю – пусть поспит в шарабане.
Я бросил зло:
– Я могу помочиться у обочины?
Амара подумала и сказала серьезно:
– Тебе следует найти для этого кусты. – Оглядев рыжего пса, сидящего подле крысиного трупа, она рявкнула: – Пошел вон, я не голодна!
Проехав деревеньку, Амара направила нашу повозку по обочине, чтобы неподкованная лошадь не сбила копыто о камни. Я было попытался перехватить вожжи, но рябая проводница сказала, что через земли барона проведет нас сама, мол, ничего не трогай. Я отстал и сел на козлы рядом. Под глазами Амары залегли тени глубокой усталости, и мне это не нравилось.
По дороге шло оживленное движение в обе стороны – конники в серых мундирах, салатовых и фиолетовых робах, подводы, груженные разными товарами, шарабаны, фургоны. Видно было, что край Ренквиста живет активной жизнью, во всяком случае в том, что касается производства и перевозки товаров.
Солнце уже клонилось к закату. Мы миновали несколько деревень и повсюду видели занятых работой людей – взрослых и детей – в салатовых робах. Замечая нас, они останавливали свои дела и рассыпались в поклонах. Кузнецов, однако, нигде не было – все более-менее значимые люди деревень уехали в город на празднество. Местность выглядела несомненно процветающей – тучные стада коров, овец и свиней, множество кур и гусей, великолепные ухоженные сады с яблонями, вишнями, сливами и густыми смородиновыми кустами. Отнюдь не похоже на картинки из «Страдающего Средневековья»: ярко, богато, но… из земель Ренквиста будто вытравили жизнь, веселье, радость. И все из-за этих чертовых людей в салатовых робах, которые без улыбок, с одинаково спокойным выражением лиц раскланивались с нами, как роботы, следующие одной программе.
И всюду, где мы проезжали, я чувствовал изучающие взгляды. За нами следили. Нас сопровождали, нас передавали от соглядатая к соглядатаю.
Везде в селах надзирали за крестьянами солдаты в сером. Я вспомнил слова о том, что Ренквист забирает куда-то больных и инвалидов, и начал приглядываться; разумеется, никаких кашлюнов или увечных на костылях не нашел. Интересно, а беззубых он тоже числит по разряду калек? Система у него, конечно… Он ввел цветовые коды одежды, прямо как в древнем Китае, и добавил от себя разнообразные новации, ни одна из которых мне не нравится.
У нас еще оставалась пища, свежей водой удалось наполнить фляги у общественного колодца в деревеньке, причем местный люд дал нам подъехать без очереди.
Хогг со своими большими глазами, странными, асимметричными чертами лица и непослушными вихрами походил на персонажа аниме. Он шел сбоку от нас, наблюдал за жизнью деревень, через которые мы проезжали, вертел головой, впитывал детали, чтобы сплавить все воедино, оценить и пропеть затем в своих куплетах.
– Чистенько, умильно, лучше, чем раньше. Ренквист здорово вышколил своих крестьян, – говорил он, но в тоне его слышалась лишь горькая насмешка.
– Он давно отбился от рук? – спросил я.
Брови Амары непонимающе изломились. Однако Шутейник первым понял, что я имею в виду.
– Где-то лет с десяток назад, когда Растар окончательно впал в маразм, и каждый из баронов начал
