На ужин была корона из жареных бараньих ребер (Строу любил, чтобы еда была фасонистой), а также море разливанное кларета, который подавал лакей в белых перчатках, горлышко бутылки нянчащий в сложенной белоснежной салфетке, чтобы ни единой капли не пролилось мимо. За ужином присутствовал еще и тот, кого Строу неизменно именовал своим «закадычным другом Паркером» – директор «Блюберд» Паркер Поуп. Да-да, той самой «Блюберд» – охранной фирмы, сменившей недавно название на «Блу Солюшнс/Логистикс». По возрасту Поуп был лет на двадцать младше Строу, но сделан как будто из того же вещества. За столом они вели разгоряченный спор о том, кого все-таки на охоте сложнее завалить, африканского буйвола или белого носорога.
– Нет, что ни говори, а носорога свалить сложнее, – доказывал Строу. – Это ведь все-таки мегафауна.
– Мега-то мегой, только мозги у него с орешек, – парировал Поуп. – А вот мбого[66], тот способен натворить дел. Никогда наперед не знаешь, что он выкинет. И людей он презирает.
Марк при разговоре лавировал из стороны в сторону («я-то сам, хе-хе, не охотник»), но в итоге определился в пользу носорога, из-за того что у него непробиваемая шкура. Чем, похоже, заставил Поупа на себя окрыситься.
– Ты у нас, кажется, прибыл с новым главой технической службы? – уточнил у Марка Строу. – С Симусом Коулом?
Марк сказал, что да.
– Коул говорил, что сумеет отладить дрифтерную сеть, – сказал Поуп Строу, при этом не сводя едких глаз с Марка.
– А, так Коул чинит сети? – съязвил Марк. – Наладчик, стало быть?
Он повернулся к Строу и интимно-вкрадчивым тоном, который использовал на сеансах, спросил:
– Так вот почему, Джеймс, этот сейнер так велик? И этим мы думаем здесь заниматься? Тралить рыбу?
– В известном смысле да, – извернулся Поуп. – Коул у нас ловец человеков. Один из лучших. Хотя им больше нравится, когда их кличут инфогидрологами.
– Марк еще не был внизу, Паркер, – перебил товарища Строу. – И кажется, мы остановились на формулировке «информационный архитектор».
Поуп ернически всплеснул руками (типа «ах, господи ты боже мой, извините»):
– Мне думалось, коли уж ты прочишь Маркуса на пост, то мог бы ему обрисовать проект, хотя бы в общих чертах.
– Я думал сделать это завтра, – кольнул его Строу обиженным голосом ребенка, которому испортили праздник. И легонько вздохнув, сказал: – Хотя чего уж тут. Можно и сейчас. – Он медленно обратил лицо к Марку. – Марк, как тебе должность главного пиарщика «Синеко» – возьмешься?
Марк сидел над чашкой с недопитым шербетом. Шербет он терпеть не мог. Это что, приглашение на должность? Какое в таком случае будет содержание? Если все срастется, надо бы не давать Поупу задирать босса. Вообще отвести его от этого прилипалы.
– Я заинтригован, Джеймс, – сказал Марк вслух, – но сегодня чертовски устал. Давай обсудим это завтра, с глазу на глаз.
В дверь быстро и нервно постучали, вслед за чем в столовую зашла распаренная, мужиковатого вида женщина.
– Прошу простить за вторжение, – сказала она. – Мистер Поуп, в следующий сеанс связи трубку надо будет взять именно вам. Принц крайне раздражен. Просто вне себя.
– Чертов над, – процедил вполголоса Поуп, вероятно имея в виду того раздраженного принца. – Хорошо, Тесса, спасибо. Буду на месте.
Женщина отступила на шаг, но из помещения не вышла, а дожидалась Поупа с видом, недвусмысленно выдающим ее статус первой помощницы. Поуп встал, отодвигая стул.
– Ладно, иду. Джеймс, до завтра. Маркус, поздравляю с постом пиарщика.
Проходя мимо, он в упор поглядел на Марка и ровным голосом сказал:
– Учти, эта работа на твоем веку последняя.
Той ночью Марк очнулся толчком; явственно помнилось, что во сне он дымил сигаретой. Курить действительно хотелось невыносимо. До этого он думал обойтись никотиновыми пластырями (не хотел, чтобы о его вредной привычке знал Строу). Но пластыри словно разжижали кровь, нисколько при этом не разбавляя желание, да и спалось от них из рук вон плохо. Марк принялся расхаживать по каюте. Иллюминатор, казалось, издевательски над ним лыбится. Мучительно хотелось одного: нескольких глубоких, упоительных затяжек на ночном воздухе.
И Марк решился. Разыскав две сигаретки, взятых в фумуаре у израильской бабули, он выскользнул с ними в коридор. Оставалось лишь разыскать какой-нибудь выход на палубу или продольный мостик. Но его тотчас сбил с толку лабиринт этого гигантского корабля. Впечатление такое, будто находишься в исполинском кишечнике. Первым делом Марк отдалился от иллюминатора в своей каюте, затем взял направо и поднялся по пролету металлических ступеней. Бац: ощущение такое, что ты там же, где был полминуты назад. Дежавю, да и только. Сердце начало разгон. Стюард Сингх, проводив Марка после ужина до каюты, не сказать чтобы велел ему оставаться внутри, но сам этот корабль, казалось, полонили зловещие, в духе детективов Агаты Кристи вибрации, словно ужин здесь был конечным событием на дню, а дальше в пригашенном свете начинался комендантский час.
Заслышав за углом коридора недоброе приближение чьих-то шагов, Марк юркнул в ближайшую дверь – движение ловкое и своевременное, за одним лишь исключением: он оказался в каюте той самой помощницы Поупа, что вторглась в столовую. В данный момент она в ночном свободном жакете стояла за столом, склонившись над компьютером.
– Вы сюда влезли просто так или с умыслом? – холодно поинтересовалась она.
Бывают моменты, когда говорить лучше сразу правду.
– Никоим образом. То есть вы правы, – затараторил Марк. – Вообще-то я хотел выбраться наружу, на палубу или куда там еще. Безумно хотелось выкурить эту вот сигарету. – Он их вытянул сразу две, как доказательство. – Но я заблудился. Это судно сущий кошмар. Сон сюрреалиста. А затем я метнулся, чтобы где-нибудь укрыться: в мою сторону кто-то шел, а я, признаться, побаиваюсь того стюарда: подозрительный тип. Понимаю, конечно, что это дурь несусветная…
Судя по виду – «ну-ну, что еще придумаешь?» – все эти россказни ее не убедили.
– Очень, очень прошу меня извинить. – Марк одной ногой вышагнул обратно в коридор, прочь из чужого пространства. Однако дверь за собой не закрыл, а огляделся и, снова повернувшись к хозяйке, спросил: – Вы, случайно, не могли бы мне помочь отсюда выбраться?
Комната Тессы напоминала скорее небольшой зальчик, чем каюту. По площади она вдвое превосходила его собственную. А эта женщина, похоже, обосновалась здесь вовсе не
