Перечисляя, Коул каждому своему слову вторил легким взмахом руки с прищелкиваньем пальцев.
– Голос и текст? – переспросил Марк просто так, наугад.
– Всё, что объект когда-либо произнес или написал в цифре.
– Насколько всё?
– Всё значит «всё». Исчерпывающе и обо всем. Делается это легко. То есть не сказать чтобы легко, но… вполне посильно. Это же было извечно осложнено волокитой – законностью, согласовками, толкованиями, организацией, хранением в архивах. Но как только мы с этим совладали, все пошло как по маслу. Ну-ка, наденьте вот это. – Коул протянул Марку визор вроде того, что был на толстяке.
Марк надел. Непосредственно перед глазами он увидел крупный экран в окружении десятка мелких, как в калейдоскопе. Через него по-прежнему просматривалось помещение; вон и свою выставленную руку видно вполне свободно.
– Назовите имя, – предложил Коул, – любое.
Отчего бы и нет. Имя взбрело само собой. Утраченная Подруга. Последний раз он видел ее пять лет назад. Марк назвал ее имя.
– Живет она, кажется, в Нью-Йорке. А работает…
Коул не дослушал. Компилятор поблизости шевельнулся на стуле и порхнул пальцами по клавишам. В считаные секунды на крупном экране перед правым глазом возникла она. И не на каком-нибудь там черно-белом полицейском фото или стоп-кадре видеокамеры.
На секунду ожил один из небольших экранчиков. Звонок по скайпу матери. «Дни T-16», – значилось на экране. Еще один экранчик показывал мать.
Маргарет, все такая же красивая, за кухонным столом с маленькой девочкой. Девочка похожа на Маргарет. Значит, она все же завела ребенка, которого хотела. А затем Маргарет поднялась и расцвела улыбкой, показывая свой округлевший живот матери, Марку, Коулу и толстяку в майке «Ливерпуль Джерси».
– Имени мы пока никому не разглашаем, но тебе могу уже сейчас сказать: это мальчик, а назвать мы его хотим Гершелем.
Гершель. Так звали ее отца. Он умер от сердечного приступа во время пробежки с Маргарет, когда она была еще подростком. И это угнетало ее долгие годы.
– Теперь мотни вперед, где страхи и приоритеты, – распорядился Коул.
Толстяк это сделал, и в кнопочках наушников раздался хруст, как со старой магнитной пленки. Снова ожил один из экранчиков: детский монитор, дочка, муж Маргарет. «Дни Т-3».
Мужчина пел колыбельную: «Лодочка плывет, птичку несет…»
Детский голосок (девочка): «А мама где?»
Мужчина: «Мама сейчас грустит, клопик».
Девочка: «А почему мама грустит?»
Мужчина: «Маме грустно, потому что твой братик к нам не приедет».
Девочка (начинает хныкать).
Мужчина: «Ничего, клопик, мы постараемся, чтобы у тебя появился другой братик или сестренка».
Девочка (плачет): «Я хочу э-этого братика-а…»
Мужчина: «Я тоже этого хотел, клопик. Очень хотел». (Дальше сдавленные рыдания.)
Марк сдернул с головы визор.
Симус Коул смотрел со слегка чванливым любопытством – мол, «ну как, дорогой наш гуру?».
– За каким чертом вы собираете все это дерьмо? – бешено прошептал Марк, поедом глядя на Коула.
– Затем, что это публично. И хранится у нас в сети. Сейчас у нас на это оформляются права.
«Права? У них оформляются права??»
– Но это же противозаконно, так вот шпионить за людьми!
– Информация бесплатная. Доступ открытый. Хранение не лимитировано, – спокойнейшим голосом сказал Коул. – Наша политика конфиденциальности регулярно пересматривается и обновляется, а полномочия насчет сбора прописаны в постановлении о презумпции согласия от две тысячи первого года. И вообще, мы лишь обеспечиваем безопасное складирование такой информации. Вы бы знали, как жутко уязвимы в сравнении с нами другие серверы-гиганты: информацию на них можно легко подтирать.
«Он что, ухмыляется?»
– Правда, это уже не моя епархия.
– А что тогда ваша епархия?
Коул подвел Марка к небольшому лифту, и они вдвоем спустились четырьмя палубами ниже, где прошли через две камеры с пониженным давлением и липнущим к подошвам полом. Время от времени встречно проходили люди в белых бумажных халатах, на ходу снимая их, как симпатичные хирурги в сериалах про больницу. Теперь проходы были округлыми, в толстых жилах кабелей со зловеще мигающими коробочками. В сопровождении Коула Марк зашел на что-то вроде смотровой площадки: помещение со стеклянной стеной. Чтобы толком разглядеть, что там, за стеклом, ему пришлось придвинуться к стене вплотную. Какая-то машина, исполинская. Но какая именно? Генератор лучей смерти? Они стояли с одного ее конца, а сама махина тянулась по всей длине корабля. По ту сторону стекла вдоль машины по невысокому помосту расхаживали люди в бумажных халатах. Машина гудела на какой-то первородной частоте. Гудело и в голове у Марка.
– Что это? – спросил он.
– Зверь, – ответил Коул. – Зверь, состоящий целиком из мозга. Мы скармливаем ему информацию – всю, что передается электроникой все время, по всем имеющимся у нас в распоряжении каналам – а он на ее основе выстраивает модели: прогнозирующие, алгоритмические. На десять, на двадцать ходов вперед, только применительно не к пешкам, а к людям. При этом он извлекает все мало-мальски ценное и делает копию с обоих тех файлов – файла насчет «всего» и файла «всего, что ценно», – записывая их на твердотельные атомные накопители, с которых все запускается дальше и глубже, на океанское дно.
Продолжать скрывать изумление было попросту бессмысленно.
– Охренеть, – выдохнул Марк.
– Согласен. Думаю, Строу захочет от вас что-нибудь вроде рекламной аннотации. Легенды, если хотите. По крайней мере пока мы не заявим о себе в открытую.
«Релаксация», о которой упомянул Строу, оказалась, как Марк и опасался, полной своей противоположностью. Проходила она возле бассейна на небольшой, облицованной кафелем террасе ходовой рубки «Синеморья-2». Посредством какого-то хитрого пульта, от которого одновременно съезжала крыша и у террасы и у Марка, Строу возился с тонированным стеклянным покрытием, устроенным по типу жалюзи, меняющим угол и степень попадания солнечных лучей внутрь крытой аркады. Как только патрон в очередной раз брался менять угол жалюзи, Марка возле бассейна то опаляло, то слепило жгучее тропическое солнце.
– Черт, ну надо же, – серчал Строу, – хоть бы одну вещь сделали с толком.
Он сердито, трижды нажал копку звонка рядом со стаканом чая со льдом. Из-за стеклянной стены поспешил появиться один из членов экипажа в официантской куртке и шортах.
– Задвинь этот хренов балдахин! – гаркнул ему Строу.
Шорты были здесь элементом, можно сказать, декора. На верхней палубе морская тематика сменялась тематикой курортной, и мужской экипаж ходил поголовно в щеголеватых шортах. Чтобы избежать посиделок у бассейна, Марк попробовал было отговориться, что не захватил с собой пляжный костюм, но Строу просил не волноваться – у него здесь есть – и выдал (о ужас) особо укороченный; получалось как бы с намеком.
И вот Марк сидел в шезлонге рядом с шезлонгом патрона, пытаясь тайком выяснить хоть какую-то специфику работы, которую Строу думал ему поручить (старик наверняка не держал и тени сомнения, что Марк согласится).
Проведя год на
