По указанию Лео, квартал Лейла обогнула и к дому подъехала сзади, через аллейку с нестрижеными деревьями. Машину она притопила в зарослях ежевики, так что выбираться обоим пришлось через водительскую дверцу. По поникшему дощатому забору они перелезли в заросший задний двор, где Лео изо рта у жестяной лягушки достал запасной ключ и отпер дверь, через которую они попали на кухню.
Отсюда Лейла направилась в туалет, попутно подмечая, что хозяин-то, оказывается, человек зажиточный, во всяком случае, не бедный. Столько мебели на одного. И живопись на стенах хорошая, в добротных паспарту. А в ванной дорогущие кремы из Германии, органическое мыло и деревянная зубная щетка. Если Лео действительно богач, то он, наверное, вряд ли соблазнится политикой «Дорогого дневника». А впрочем, не реквизирует же «Дорогой дневник» у него эту немецкую косметику? Если на то пошло, Лейла и сама большая транжира, когда речь идет о косметике, так что если вспыхнет революция, то опасаться реквизиций ей надо не меньше: к ней за кре́мами нагрянут сразу после него.
Сидя на унитазе, она вынула из кармана «Нокию» и набила эсэмэску Саре:
«Крэйна из той дурки пришлось вынуть. Компромат на Деверо не бомба, а просто стыд. Жду инфу. Лола».
Когда она вернулась на кухню, Лео там раскладывал на тарелке печенье. На плите булькала турка.
– Яблоко не желаете? – спросил Лео.
Лейла пожелала.
Яблоко он разрезал на дольки, вырезав сердцевинку, и уложил на тарелку с печеньями, а затем вынул из холодильника баночку миндальной пасты и поставил рядом, не забыв положить и ножик для спреда. Все это быстро, с уверенным выдвижением нужных ящиков. Совсем не как у них в семье, где мужчины на кухне чувствуют себя зваными гостями. Папа еще ладно, ему по возрасту и статусу позволительно, но ведь и Дилан туда же.
Лео снял с плиты кофеварку, затем ссыпал в тяжелый кувшин кубики льда с подноса и залил их вскипевшим кофе, под струей которого лед сухо и громко захрустел.
– Так вот я насчет того фильма, – возобновил тему Лео. – Хочу пояснить, по какой такой причине он у меня подзадержался.
– Это не моего ума дело, – отрезала Лейла.
– Да, но я в смысле, что он у меня все это время хранится не из-за каких-то там скрытых гомосексуальных мотивов.
«Да боже ж ты мой. Он, оказывается, беспокоится об этом».
– Меня совершенно не заботит, откуда и почему он у вас, – сказала она.
Вышло как-то резковато. А закусончик он соорудил довольно милый. Вообще довольно пикантно, держать у себя такую видеохронику старого друга.
– Так почему, говорите, у вас эта запись? – противореча сама себе, задала вопрос Лейла и надкусила печенюшку.
Лео в это время разливал кофе со льдом.
– Молока? – спросил он.
– Со льдом нет.
– И я тоже не приемлю! – воскликнул Лео, очевидно радуясь, что они меж собой хоть в чем-то сходятся.
Он сел за столом напротив и повел рассказ.
– Когда мы еще учились в колледже, Марк снесся с одним из банков спермы – назывался он, кажется, «Криогенетика». Там целенаправленно заманивали в доноры студентов по итогам теста на умственные способности. Лично мне все это претило. Казалось зазорным и неумным разбрасывать почем зря свое семя налево-направо. Хотя мужикам, наверное, это свойственно: гордиться своими генами. Дескать, на тебе, мир, будь счастлив: заполучи частичку меня. А я был не таким. Как тогда, так и сейчас. Иногда даже приходил к противоположным выводам: лучше бы цепочку моей родословной взять и вытоптать. Я думал, у Марка на этот счет мысли схожие, и как-то раз его об этом спросил. У нас в ту пору разногласий меж собой почти что не было. Я спросил, гложет ли его мысль об отцовстве ребенка, которого он никогда не увидит. Он сказал: «Да нет, наоборот, классно. По справедливости». Хотя сам, я знаю, при заполнении анкеты в «Криогенетику» прикалывался: добавил себе восемь сантиметров роста, в графе «будущая специальность» указал «гидробиолог». Всякое такое. Я тогда сказал, что покупателям его спермы, если такие найдутся, не мешало б хотя бы знать, что они имеют дело с депрессивного склада кутилой, папаша которого чокнутый иллюзионист, бросивший семью и, кажется, наложивший на себя руки.
С той поры Марк сильно изменился. Тогда он не был ни зазнайкой, ни ханжой; с головой в целом дружил, в ситуациях усматривал обе стороны. По его разумению, людям от него нужно было то, что он собой и представлял: умняга, белый, не пузан. А потом он возьми и скажи: «Знаешь, а ты, наверно, прав. Надо бы дать им более подробный свой портрет». И начал ту лунатическую пантомиму, как актер немого кино. Обвязал себе башку гарвардским шарфом, все равно что мультперсонаж с флюсом, морда набекрень, и давай себе корешок наяривать, поначалу в шутку. А я давай снимать: у меня в тот год было такое увлечение, снимал все подряд, да и прикольно. К тому же мы, скорее всего, были под кайфом. Тогда это для нас было обычным делом. Дальше больше: Марк взял «Уолл-стрит джорнэл» и вперился в него как в какое-нибудь немыслимое порно. Стало еще прикольней. Вот тогда он свой хер выпростал из штанов на самом деле, и начал мастурбировать. Ну а мне что, сидеть скромником и попискивать: «Ой, убери»?
В словах Лео был смысл. Он по-честному излагал, как все складывалось; хотел, чтобы она знала: он не гаденький типчик, исподтишка снимавший дрочку своего приятеля. Все, так или иначе, правдиво.
– Хотя понятно и то, на что это в целом походит, – продолжал Лео. – На то, что два кретина тащатся от своего ума, гоняют лысого и все им побоку. Но один из них при этом скрытый гей, под видом лучшего друга. Быть с этим как-то связанным я не хочу. Но даже не в этом причина, почему я вам эту запись дать не могу, и мы не можем ее использовать против Марка.
– Я знаю, – кивнула Лейла, видя, куда он клонит. – Из того лишь, что она скабрезна, не следует, что она порочна.
– Именно. И мы в таком случае станем не просто шантажистами, а гнусными ханжами с потными похотливыми ладошками.
– Да. А вы к тому же предателем, наносящим другу юности удар со спины тем, что сохранили эту сценку.
– Единственная причина, почему она все еще у меня, так это потому, что затесалась среди материала, который я в тот год наснимал. И не только в тот год, но и дальше, пока у меня не прошло то увлечение. Выкидывать же всю кассету только из-за того, что в ней на три минуты появляется вялый хер моего старого друга – согласитесь, странно.
