– Тебе известно время?..
– Погоди, Яша, давай с первым определимся.
– Бежать с подворья лучше через погреб главного дома. Из него ход в проулок, к реке. В погреб можно попасть из моей комнаты.
– Каким образом?
– Так она над погребом и есть. Отставил половицы и оказался там.
– Хорошо. Теперь по твоему вопросу. Ты можешь встретиться с Федором Никитичем?
– В срочных случаях могу.
– Как я укроюсь, пойдешь к боярину и скажешь, что стрельцы пойдут на подворье в ночь с четверга на пятницу.
– Может, сам с боярином поговоришь?
– Нет, Яша, мне открываться нельзя.
– Но Федор Никитич спросит, откуда я знаю о соображениях царя Бориса.
– Ответишь, что человечек один незнакомый шепнул, когда ты к воротам выходил. Еще скажешь, что люди Годунова понесут на подворье мешок с кореньями.
– А это зачем?
– Чтобы потом обвинить Романовых в том, что они отравить семью Годунова хотели.
– Ерунда какая-то.
– Ерунда, но в нее поверят.
Тетеря ненадолго задумался и сказал:
– А ведь и вправду поверят. Ладно, что еще?
– Тут где-то служит Юрий Отрепьев.
– Есть такой. Он то при Михаиле Никитиче, то у князя Черкасского.
– Найти его сможешь?
– Если тут, найду, а коли у Черкасского, то не смогу, сам понимаешь, уходить надолго нельзя.
– Ладно. Давай в комнату. У тебя там еда какая-то есть?
– Хлеб, солонина, вода, даже винцо иноземное.
– Оно не потребуется. Обо мне никому, кроме Отрепьева. Ему скажешь, что Андрюша ждет и поговорить желает.
– Понял. Держи ключ, запор простой, вход сбоку, с той стороны, где ворота погреба. На двери подкова. Найдешь.
Тетеря пришел в свою комнатушку вечером и сразу сказал:
– Ничего не вышло, Андрюша. Отрепьева не нашел, куда-то отправили его, будет только завтра. С Федором Никитичем поговорить не смог. Недосуг ему. Михайло Никитич тоже выехал, до сих пор не вернулся. Попробовал я поговорить с Александром Никитичем, но он только отмахнулся, не до тебя, мол.
– Понятно. Но еще есть завтрашний день.
– Что-нибудь придумаем. В крайнем случае через Бартенева попробую попасть к кому-нибудь из бояр. А вот еще что. Ребята в город выходили, так в торговых рядах слыхали, мол, жив царевич Дмитрий.
Холодов умело изобразил удивление.
– Но ведь Шуйский выяснил, что он сам случайно поранил себя и помер. Похороны были.
– Похороны-то были, и дознание было, но по чьему приказу? Годунов через Боярскую думу Шуйского посылал от имени Федора Ивановича. А до того надсмотрщиков в Углич направил. Как раз перед тем, как Дмитрий поранил себя.
– Как бы то ни было, Яшка, а царевич Дмитрий погиб.
– Погиб не царевич. Народ говорит, что Мария Федоровна двойника его при себе держала, тот и помер. А настоящий Дмитрий выжил.
– Не верится в это, Яша.
– А если вправду жив царевич Дмитрий? Он сейчас уже не дитя, вырос. Кто-то прячет. Представь себе, объявится сын Ивана Грозного и предъявит права на трон!
– Так Годунов не допустит того.
– Э-э, Андрюша, это еще как сказать. За Дмитрия может большая сила подняться. Ты же видишь, как народ у нас любит Годунова. Чего бы ни делал новый царь, а все одно неправедным его считают, незаконным, убийцей.
– Ладно об этом, Яша. Отдыхай.
Тетеря указал взглядом на рогожу, застилавшую пол.
– Смотрю, ты проверял проход в погреба.
– Проверял, – подтвердил Андрюша, – потому как пригодится.
– Эх, что будет дальше?
– Ничего хорошего. Ты себя береги, Яша.
– Попрут стрельцы, начнут палить из пищалей, не сбережешься. Сюда бы пушек хоть каких, да где их взять?
– Это дело бояр.
– Ну да. Их-то опала ждет, а холопов смерть. Ну да еще посмотрим. Глядишь, и отобьемся, народ московский поднимется. Все, я обмоюсь и спать.
– Давай, Яшка, я тоже отдохну. День, а особенно ночь будут непростыми.
Глава 5
Тетеря ушел еще затемно. Андрюша слышал, как тот умывался, харчевничал, но с уходом товарища вновь забылся. Только спать ему долго не пришлось.
Как рассвело, Холодова разбудил Тетеря:
– Андрюша, вставай!
– Чего, Яков? – Холодов открыл глаза и увидел за спиной приятеля боярина Федора Никитича Романова.
Он быстро встал, оделся, натянул сапоги.
Романов между тем присел на табурет, пристально глянул на Андрюшу.
Тот поклонился.
– Долгих лет тебе, боярин.
– И тебе, коли совестью чист и кровью не обагрен.
– Чист я, боярин.
Федор Никитич велел Тетере выйти из каморки и начал допрос:
– Кто таков?
– Холодов я, боярин, Андрюша. Служил в Угличе тайным посланником Марии Федоровны, после известных событий ушел в Новгород, куда часто ездил по делам семьи Нагих, к князю Губанову Ивану Петровичу. Бежал, в общем, от греха подальше, дабы на плаху не попасть, когда люди Годунова там лютовали.
Это известие заинтересовало Романова.
– Ты был личным доверенным лицом Марии Федоровны?
– Да, боярин.
– Чем докажешь?
– Могу рассказать, что было в Угличском кремле в тот самый день.
– Давай! Послушаю.
– Это долгая история, боярин.
– Ничего. Ты говори, о времени не думай.
Андрюша подробно изложил то, чему сам был свидетелем.
Выслушав его, Федор Никитич задумчиво проговорил:
– Да, ты тот, за кого себя выдаешь. Так расписать гибель царевича может лишь тот, кто сам там был. Ладно. Как на подворье попал?
– Тайно, боярин.
– Знаю, что тайно. Стража не пропустила бы тебя. Вот и желаю знать, где у нас места, через которые чужаки на подворье проходят.
– Я привез убогую Алену. С ней меня никто не остановил.
– А с Аленой как познакомился?
– Через князя Харламова.
– Ты знаешь его?
– Я живу на подворье Ивана Дмитриевича. Пошли к нему своего человека, он все подтвердит.
– Будем считать, что с этим разобрались. Теперь главный вопрос. Откуда знаешь, что Годунов ныне в ночь будет брать подворье? Коли Бориска такое задумал, то не стал бы говорить об этом кому ни попадя.
– А он и не говорил. Я узнал об этом через человека, который служит твоему брату. Царь сам склонил его к измене с помощью Семена Годунова.
Глаза боярина сощурились.
– От нашего человека, переметнувшегося к Годунову?
– Да.
– И кто изменник?
– Скажу, только обещай, что не тронешь его. Человек этот не по своей воле предал. Годунов лично застращал его. Я обещал ему неприкосновенность, коли перескажет разговор с Бориской.
Федор Никитич усмехнулся.
– Что ты за вельможа, чтобы давать такие обещания?
– Я не вельможа, боярин. Но такое право мне дал хозяин, князь Губанов.
– Называй изменника, не трону. Слово боярина Романова.
– Годунов принудил к измене казначея брата твоего Александра Никитича.
– Бартенева?
– Да. Но повторюсь, силком заставили.
– Я считал его честным человеком.
– Он честен, боярин, но слаб и пуглив. Но страх его не столько за себя, сколько за семью, которую Годунов обещал извести.
– Бориска не меняется. В чем измена Бартенева? Чем он так заинтересовал Годунова, коли далеко не во все наши дела посвящен? Или Бориска не ведает, сколько на подворье сейчас людей?
– Измена в другом, боярин. Бартенев должен подготовить на подворье тайник.
– Зачем?
– А тебе Тетеря не говорил о замыслах Годунова?
– Нет!
– Не успел, значит. Разгром подворья будет представлен народу как поиск доказательств государственной измены Романовых, готовивших яд для отравления царя и его семьи. Стрельцы или люди Семена Годунова
