– На память не жалуюсь, великий князь.
– Белый флаг?..
– При мне.
– Человека для переговоров определил?
– Да, он это умеет.
– Вот и хорошо. Мы поднимаем сотни и ждем вестей от тебя. Коли все сложится удачно, бери власть в Моровске, вяжи воеводу с помощником. Ну а коли ратники заупрямятся, подашь весточку, подойдем мы. Дальше видно будет. Все уразумел?
– Да, великий князь.
– Тогда с Богом, атаман.
Белешко склонил голову, развернул коня и приказал казакам следовать за ним.
Стрельцы десятника Василия Мурного, чей внешний вид и особенно выражение лица как нельзя лучше подходили к его прозвищу, несли службу в проезжей башне и на мостиках с внутренней стороны частокола. Они завидели отряд издали, когда тот был в версте от крепости.
– Братцы, кажись, к нам гости жалуют! – крикнул дозорный Егор Дуров.
Мурной поднялся к нему на смотровую площадку, остальные припали к бойницам, проделанным в частоколе.
Десятник посмотрел на дорогу. Отряд быстро приближался, и вскоре можно было определить его численность.
– Два десятка казаков, – проговорил Мурной.
– Впереди атаман, – сказал Дуров.
– Какой атаман? Десятник или сотник, не выше.
– Надо бы воеводе сообщить.
– Авдей! – крикнул Мурной.
– Тут я, – отозвался стрелец с нижнего яруса оборонительных сооружений.
– Беги к воеводе и передай, что к крепости приближается отряд казаков. Их два десятка.
– Исполняю!
– Глянь, Василий, отряд пошел к холму, – сказал Дуров. – Старший на дороге остался. При нем один казак.
Десятник посмотрел на дорогу.
– Вижу. Этот старший военное дело знает. Пустил отряд к холму, чтобы мы его из пушек и пищалей не достали.
– А откуда ему ведомо, что у нас есть пушки?
– Об этом ты его спроси. Так, а это еще что?
Десятник и стрелец увидели, как казак отделился от начальника, поднял над головой белый флаг и пошел прямиком к крепости.
– Переговорщик, что ли? – спросил Дуров.
– Не иначе.
Десятник посмотрел назад, не увидел ни воеводы, ни его помощника. Ночью они долго сидели в доме Лодыгина, ждали Ваську Дембу, тайно выпущенного из крепости. Вернулся он поздно, вернее сказать, рано. Посему теперь начальники спали.
Казак меж тем подъехал ко рву, ширина которого здесь, у моста, составляла не более трех саженей, но глубже.
Он остановил коня и выкрикнул:
– Здорово, стрельцы!
– Здорово, гость непрошеный, – сказал Мурной. – Чего заявился?
– Зачем так грубо, стрелец?
– Ты мне родня или товарищ, чтобы хлебом-солью встречать? Говори, кто такой и чего тебе надо!
– А ты выйди ко рву, коли боитесь мост опустить. У ворот и поговорим.
– Есть о чем?
– Иначе зачем бы я приехал?
Стрелецкий десятник вновь посмотрел на внутреннюю часть крепости и не увидел начальников.
– Ладно, иду.
– А то, может, мост все-таки опустите? Мне кое-что воеводе вашему передать надо.
– Через меня передашь.
Мурной приказал дозорным смотреть за дорогой, лесом, особенно за холмом, у которого скопились казаки, через калитку вышел ко рву.
– Ну вот, тут я. Говори, зачем пожаловал.
– А как называть тебя, друг?
– Какой я тебе друг?
– Но и не ворог. Так как?
– Зови Василием.
– А я Игнат. Да не хмурься, стрелец, даст бог, еще вместе горилки выпьем.
– Ты по делу говори, Игнат.
– Ну так слушай.
Игнат Волохин передал стрелецкому десятнику то, что велел говорить атаман Белешко.
– Вот такие дела, Василий. На Москву идет сын Ивана Васильевича Грозного, дабы вернуть трон, принадлежащий ему по праву наследства и захваченный Борисом Годуновым.
– Про войско ваше нам известно. Слухи о царевиче до нас дошли. Вот только люди говорят и другое. Это войско, собранное на деньги поляков, ведет вовсе не царевич, а самозванец, расстрига Гришка Отрепьев.
– Этим ты меня не удивил. Царь Борис и королю Сигизмунду писал то же самое, однако с нами настоящий царевич, чему есть верные доказательства.
Мурной почесал бороду, взглянул на казака.
– А кого тогда с почестями хоронили в Угличе?
– Вдовая царица Мария Федоровна передала настоящего Дмитрия в надежные руки преданных ей людей, а вместо него… Кажется, наш разговор закончен. Вот и воевода с помощником.
Мурной обернулся.
Из калитки действительно вышли Лодыгин и его помощник Толочанов.
– Тебя кто послал сюда? – спросил воевода десятника.
– Никто, но ни тебя, ни Михаила Федоровича не было, хотя я давно послал за вами, а казак грозился уехать, коли с ним не желают говорить.
Волохин усмехнулся, оценил находчивость стрельца.
– Ну и пусть ехал бы. Ступай на башню и неси службу. Тоже мне, переговорщик нашелся.
– Слушаюсь! – Мурной ушел в крепость.
Лодыгин повернулся к Волохину.
– Ну и чего тебе надобно?
Казак подбочился и выкрикнул так, что его было слышно, наверное, во всей крепости:
– Законный наследник русского престола, великий князь Московский и всея Руси Дмитрий Иванович, сын Ивана Васильевича Грозного приказал мне вручить воеводе Моровска особую грамоту, на словах же передать… – Казак не замолкал, пока не озвучил все то, что ему было велено.
Лодыгин поморщился.
– Ты чего кричишь так? Я не глухой, помощник мой тоже.
– Голос такой, воевода.
– Горластый.
– Твоя правда, воевода.
– Моя правда в том, что на Русь идет не сын Ивана Грозного, а расстрига и вор Гришка Отрепьев, продавшийся ляхам и посланный ими, дабы поработить Русь. Мы не признаем самозванца и будем оборонять крепость до последней возможности. Так что вези свою грамоту обратно в лес и передай мои слова самозванцу.
– Ты хочешь погубить людей, подчиненных тебе? Сам-то наверняка уже подготовился к бегству вместе со своим помощником. Нет, не уйдешь. Великий князь Дмитрий Иванович – правитель милосердный и справедливый. Стрельцов и мирных людей он не тронет, а вот ты готовься ответ держать за измену. А грамота? Мне поручено передать ее, и я это сделаю. – Казак выхватил саблю из ножен, насадил свиток на острие, размахнулся и ловко бросил его к самым воротам.
Он увидел озадаченные, напряженные лица стрельцов и крикнул с прежней силой:
– Вам, люди добрые, бояться великого князя Дмитрия Ивановича не след. Знайте, что он не желает схватки, как не намеревается и призывать вас встать в ряды его войска. Слава богу, сил у него много, еще больше поддержки народной по всей Руси. Желающих быть с ним царевич примет, не желающих отпустит. Слово его твердо. Решайте свою судьбу сами. – Волохин замолчал, развернул коня и пошел галопом к Белешко.
Лодыгин хмыкнул ему вслед, повернулся к Толочанову.
– Вот проходимец.
Помощник вздохнул.
– Да, проходимец, но как разговор поставил! Теперь, Борис Владимирович, я не уверен, что нам удастся организовать оборону. Глянь на стрельцов. Они недовольны.
– А что я, по-твоему, должен был сделать? Согнуться перед каким-то казаком и объявить, что готов встать на сторону самозванца?
– Нет, конечно. Но надо было как-то по-другому.
– Как по-другому, Михайло Федорович? Этот поганец орал на всю крепость. Знал самозванец, кого посылать. Но еще ничего не проиграно. Возвращаемся в крепость и объявляем общий сбор. Там я скажу все, что надо.
– Скажешь, конечно, вот только услышат ли тебя стрельцы после речей казака?
– А на что ты? Сотники? Десятники? Или вместе с ними на измену государю пойдешь?
– Зачем так говоришь, Борис Владимирович? Ведь знаешь, что я с тобой, на
