– Что ж, – наконец сказал Лестер. – Но мы ведь сможем остаться друзьями?
К тому времени как он приехал в студию, Джо заканчивала свою песню. Она даже не посмотрела в его сторону, уходя от камер-микрофонов. Началась реклама.
Лестер поставил Руперта у стены аппаратной, где его пурпурное тело не могло попасть в кадр. Затем присоединился к другим актерам, которые ждали конца рекламы под выключенной камерой, чтобы начать свою комедию-драму.
Диктор произнес последний раскатистый слог восхищения. Пять сестер Глоппус пропели финал:
П-А-С-З!
Пятнадцать ароматов сигарет «Звездочет»!
Совершенен каждый вкус,
Нос оценит ваш искус,
Пятнадцать ароматных муз!
П-А-С-З! От шоколада до ви-и-и-ишни!
Камера над Лестером ожила красками, и он с актерами вступил в игру. Простая пьеска – любовь на заправочной станции на Фобосе. Лестер в сюжете не участвовал – он лишь время от времени отпускал шутки по поводу поступков или слов персонажей основной истории.
Сегодня шутки были хороши – смеялся даже руководитель проекта. Ладно, не смеялся, но периодически улыбался. А раз улыбается руководитель проекта, значит, люди по всему Западному полушарию впали в каталептическую истерику. Это был факт, столь же неопровержимый и непреложный, сколь и то, что третий вице-президент корпорации теледара всегда становится мишенью самых скверных шуток. Выражаясь социологическим языком – эффект господина Пустослова.
Время от времени Лестер косился на своего робота. Тот не всегда смотрел на него в ответ, и это раздражало. Руперт повернулся, чтобы изучить интерьер аппаратной через прозрачную дверь, отгораживавшую ее от студии. Лестер сдвинул узкую зеленую пластинку на лбу Руперта на случай, если понадобится импровизация.
И она понадобилась. Вторая инженю добралась до реплики, начавшейся со слов: «И когда Гарольд сказал, что прилетел на Марс, чтобы скрыться от милитаризма и регламентации», – а закончившейся отчаянным: «Я ответила ему… ответила… э-э, мне пришлось ответить ему, что…»
За кадром пальцы суфлера замелькали над клавиатурой бесшумной пишущей машинки, которая проецировала реплики на экран над головами актеров. Тем временем повисла мертвая тишина. Все ждали, что Лестер заполнит ее шуткой.
Он повернулся к своему роботу. К счастью, Руперт смотрел на него. Хорошо! Лишь бы мезонный фильтр справился с импровизацией!
Слова побежали по экрану на лбу Руперта. Лестер считывал их по мере появления.
– Скажи, Барбара, в чем разница между войной и семейной жизнью?
– Не знаю, – ответила она, добросовестно подавая реплику, пытаясь вспомнить забытый пассаж. – В чем?
– В том, что на войне есть шанс выжить! – взревел Руперт из своего угла.
Студия захохотала. Руперт тоже захохотал. Только он издавал такие звуки, словно разваливается на части. По всем Соединенным Америкам люди вцепились в свои теледаровые приставки, а электронная аппаратура клацала, пищала и жужжала.
Даже Лестер рассмеялся. Великолепно! Намного изящней барахла, что подсовывали ему Грин и Андерсон, но с щепоткой старого доброго айовского юмора, без которого не бывает хохота. Робот был…
Эй! Руперт не подсказал ему эту реплику – он сам ее произнес. Люди смеялись не над Шутником Лестером – они смеялись над Рупертом, пусть и не видели его. Э-э-эй!
Когда пьеса закончилась, камеры-микрофоны сместились к Джозефин Лисси и оркестру.
Лестер воспользовался перерывом и кинулся к Руперту. Властно указал на аппаратную.
– Отправляйся внутрь, железяка, и сиди там, пока я не соберусь уходить. Оставь свои шутки при себе. Решил укусить руку, которая тебя смазывает? Шевелись, черт бы тебя побрал!
Руперт отступил на шаг, едва не врезавшись в реквизитора.
– Бинг-бинг? – спросил он. – Хонк-бип-благл?
– Нет, я не шучу, – ответил Лестер. – Иди в аппаратную и сиди там!
Едва волоча ноги, оставляя узкую борозду в пластиковом полу, Руперт отправился на остров Святой Елены.
Вернувшийся к шоу Лестер видел, как он встал за техниками, понурив плечи в унынии, которого не могла испытывать гладкая модель 2207. Время от времени Лестер замечал, как робот прерывисто расхаживает по крошечной аппаратной, а словарный сканер у него на лбу выдает обрывочные фразы вроде: «Чего общего у гиперпространства и пресс-папье?» и «Когда мутант – не мутант?» Лестер возмущенно проигнорировал эти попытки помириться.
Пошла реклама в середине передачи.
– Вы когда-нибудь спрашивали себя, – осведомился диктор, – почему девятьсот девяносто девять астронавтов из каждой тысячи предпочитают «звездочеты»? Объективные тесты показывают, что эти отважные исследователи открытого космоса всегда выбирают… какого…
Руперт захлопнул дверь за последним из трех разгневанных техников. Потом начал дергать рычаги и поворачивать диски.
– Он нас просто вышвырнул!
– Этот робот свихнулся! Слушайте, он может переключить управление на аппаратную. Это очень просто. Он может говорить?.. Господи, о нет!
– Да! Он передает себя! Он может говорить?
– Может ли он! – простонал Лестер. – Быстрее вырубите его!
– Вырубить? – Инженер горько усмехнулся. – Он запер дверь. А вы знаете, из чего изготовлены двери и стены аппаратной? Он может сидеть там, пока мы не получим разрешения от властей. Что…
– Знаете, почему их называют «звездочетами»? – загремел голос Руперта в теледаровых колонках, разносясь по всей студии и Западному полушарию. – Одна затяжка валит с ног! Уонгл-уангл-динг-динг! Да, сэр, и вы видите звезды, всех цветов. Выкури «звездочета» – и новые будут взрываться в твоей голове! Гр-р-ранг! Ка-бам-ка-блай! Пятнадцать ароматов, которые и пердежа не стоят! Дзингам-бонг…
Стены аппаратной содрогались от оглушительного скрипучего смеха. И не только стены.
Джо пыталась утешить Лестера.
– Он же не сможет продолжать так вечно, дорогой. Ему придется остановиться!
– Сможет, с его файлом и… и переменным модификатором… и тем мезонным фильтром. Мне конец. Я не буду выступать – никто меня не пригласит. А больше я ничего не умею. У меня нет ни навыков, ни опыта. Моя жизнь кончена, Джо!
В конце концов инженерам пришлось обесточить весь Теледар-Сити. Вся трансляция прервалась, включая передачу сообщений на космические корабли и экстренные вызовы наземным судам. Лифты в здании остановились между этажами, свет погас в правительственных кабинетах по всей башне. Лишь тогда им удалось открыть двери вспомогательным пультом дистанционного управления и вытащить безжизненного робота.
Он отключился вместе с энергией.
Так что Лестер женился на Джо. Но не жил долго и счастливо. Его навеки изгнали с теледара.
Однако голодать ему не пришлось. О чем он иногда жалел. Потому что трансляция, разрушившая его карьеру, создала карьеру Руперта. Люди хотели вновь услышать потрясающего робота, который зашутил спонсоров. А продажи «звездочетов» утроились. Что и являлось окончательным доказательством…
Лестер руководит «Бесшабашным роботом Рупертом» («самой психованной железкой со времен изобретения гайки»). Они живут вместе, согласно закону о роботах. Лестер не может продать Руперта – кто захочет избавляться от единственного источника хлеба с повидлом? И не может никого нанять, чтобы заботиться о роботе, – точнее, никого в здравом уме. Но хуже всего то, что Лестеру приходится жить с Рупертом. Это непросто.
Раз в неделю он навещает Джо и детей. И выглядит при этом крайне измотанным. Розыгрыши Руперта становятся все более изощренными.
ПОСЛЕСЛОВИЕЛадно, это не один из позитронных роботов Азимова и не «Кто заменит человека?» Брайана
