Вот тонкая фигурка в балахонистой кофте поднимается по скобам вагона. Вот она выпрямляется в полный рост. Вот тянется поправить ремешок на лбу.
Немыслимым, абсолютно нечеловеческим усилием Уля заставила картинку сдвинуться в сторону. Она не повернулась, ей нечего было поворачивать, у нее не было тела, не было мыслей, не было ничего, кроме полынного тумана из-за стены, но мир расширился, открывая ей голые деревья, сухие кусты и насыпь по обеим сторонам рельсов. Поезд летел мимо платформы, видимо, это был экспресс, не делающий остановок на каждой станции, вагон дернулся, переходя на соседнюю колею, оставляя за собой полупустые перроны.
Через туман до Ули донесся приглушенный ветром вскрик. Это Глеб потерял равновесие, отпуская из рук скобу, и рухнул вниз. Все было кончено. Полынь взяла свое.
Ульяна открыла глаза, видя перед собой не обшарпанные стены коммуналки, а смазанную от скорости движения поезда табличку. Белую с красными стрелками в обе стороны. И черной надписью: «Лось».
– Значит, ты проехал совсем немного… – сказала Уля экрану. – Только забрался. И сразу упал.
Ее всегда смешило это название. Лось. И сразу кажется, что поезд несется мимо лесных полянок, а навстречу ему степенно выходит могучий зверь с ветвистыми рогами. Качает тяжелой головой, провожая тебя взглядом маленьких, но очень мудрых глаз.
Ничего подобного там, конечно, не было. Промзона и граница между Москвой и областью. Впрочем, однажды Уля задремала, забившись в самый угол у окна. Позади был муторный день в архиве, она запнулась на ступеньках перехода, упала, пропустила свою электричку. И целый час бесцельно слонялась по станции. Был пыльный июль, полуденное пекло, пересохшая трава, выжженный воздух и ни одного кондиционера в транспорте. Такая жара донимает сильнее зимнего мороза.
Хотелось выпить чего-нибудь, что взбодрит, но в магазинчике на перроне не осталось ничего охлажденного, кроме пива. Зеленоватая бутылка призывно смотрела на Улю через стекло холодильника, и все, что оставалось, – покориться и купить ее.
На вкус пиво оказалось совсем мерзким и каким-то выдохшимся. Хмель сразу ударил в голову, тело потяжелело с первых глотков. Уля ругала себя за потраченные деньги и гнусное пойло, от которого только сильнее чувствовался голод.
Она забылась тяжелой дремой, как только села в вагон. Ее разбудил контролер. Проверив билеты, женщина неодобрительно смерила заспанную Улю взглядом, но промолчала. Ульяна и сама чувствовала, как от нее разит. Стало совсем уж неуютно, и она уставилась в окно. Мимо пролетала станция Лось. Когда серые постройки на мгновение расступились и открылся пригорок, ведущий к лесному заказнику, Уле показалось, что в отдалении стоит огромный зверь – косматый, старый, с большими рогами, похожими на лапищи елей.
Она моргнула, прогоняя морок. Поезд проехал мимо. Но Ульяне хотелось верить, что лось и правда вышел посмотреть на нее из чащи, почуяв, что сейчас ей нужно хоть какое-нибудь чудо. Светлое, простое, не пахнущее полынью. Это было давно. Тогда она еще умела мечтать и верить в добрые знаки.
Уля хмыкнула и захлопнула крышку ноутбука. Нужно было поспать хотя бы пару часов перед тем, как ехать к дому Глеба Ямского, дожидаться его у подъезда, идти следом до самой станции и садиться в вагон, на который мальчишка заберется, чтобы упасть.
Думая так, Ульяна стянула джинсы и кофту, шмыгнула под одеяло и с наслаждением вытянула ноги. Будильник должен был разбудить ее в семь утра. Сон пришел быстро: смутные образы сменялись непроглядной тьмой – Уля то плыла по холодной подземной реке, то опускала лицо в густой туман, пытаясь разглядеть, что же скрывается за ним. Ей не было страшно. Полынь дремала в ногах, как прирученный пес. Злой, безжалостный, однако признавший в ней пусть не хозяина, но спутника. Товарища по охоте.
Когда перед глазами появилось бескрайнее травяное поле, Уля позволила туману наполнить ее. Это оказалось совсем просто – дышать там, стоять, ощущая, как мягко щекочет голые ступни полынь. Терпкая, горькая, в седом цвету. Если бы Уля захотела, то разглядела бы ее ажурные листики, ее крепкие стебли. Она опустилась на колени – голое тело погрузилось в туман, как в молоко. Не больно, только щекотно чуть-чуть. И от этого хотелось спать.
– Странно, – вслух сказала Ульяна, обращаясь к полыни. – Я ведь на самом деле сплю.
Туман всколыхнулся ей в ответ. Уля протянула руку, и ладонь уткнулась во что-то мягкое. Холодное, но определенно живое. Ледяной пот выступил на спине. Ульяна хотела закричать, но осталась спокойной. Внутренняя она больше не имела власти над внешней.
– Здравствуй, Никита, – сказали ее губы.
Мальчик в цветастой футболке шагнул ей навстречу. Мультяшная утка с его живота, обтянутого тканью, неодобрительно смотрела на Ульяну. Бледный, синеватый в неверном свете, Никитка злобно осклабился ей в ответ. Он никогда так не улыбался. Просто не умел. И это успокоило вопящую от ужаса и боли Улю. Вопящую где-то в глубине, беззвучно и отчаянно.
Конечно, это сон. Страшный сон. Глупый, немыслимо жестокий сон. Она перенервничала. Не спала толком. Вот и привиделось.
Никитка глядел на нее, чуть склонив голову набок. Насмешливо, пренебрежительно, зло.
– Ну, чего пришел? – спросила та Уля, которая в ответ спокойно смотрела на брата.
– Меня зовут Глеб Ямской, и вы меня знаете! Сейчас я готовлю для вас крутой ролик! Вы офигеете, когда увидите его! – голосом с видео проговорил Никитка, скаля мелкие зубы.
Ульяна засмеялась, толкая его в грудь. Мальчик пошатнулся и упал навзничь, прямо в туман, который тут же поглотил его, разошелся кругами, словно бы он – вода, а Никитка – всего лишь камень, брошенный сильной рукой.
Продолжая хохотать, Уля открыла глаза. Внутри нее кто-то тихо плакал. Но ей было все равно. Она вытерла лицо – ткань покрывала легко впитала чужие слезы – и подняла крышку ноутбука.
Цифры «6:59» на экране сменились на «7:00».
Раздалась первая трель будильника. Начался новый день.
Старухи Мойры
Шестой дом на Рудневой улице оказался приземистой пятиэтажкой с обшарпанными балконами и тяжелыми дверьми, ведущими в подъезд. Уля топталась у выхода из арки, посматривая в глубь двора. Из дома то и дело выскакивали мрачные жильцы и ежились, понимая, что за ночь мир сделал еще один шаг навстречу промозглой зиме.
Воздух с трудом прогревался выше нуля, под ногами первым льдом хрустели лужи. Люди шагали по ним от дверей подъезда к спящим машинам, проходили мимо
