– Ну чего там? – Голос Николая был приглушенным, но слышимым. – Разобралась?
– Разобралась.
– Не якшалась бы ты с девкой этой, жена. Мутная она какая-то.
– А ты? – Наталья говорила громко, однако на удивление спокойно.
– А что я?
– А ты не мутный?
Уля съежилась у стены, прижалась к ней ухом, чтобы лучше слышать.
– Я-то муж твой. Какой есть.
– А чего ж ты, муж, меня отравить решил? – едко спросила Наталья.
Раньше ее способности к саркастическим замечаниям ограничивались грязными следами на свежевымытом полу. Но что-то меняется даже в мире полной безнадеги.
– Ты это что? С ума сошла, что ли? – откашлявшись, спросил дядя Коля, сам не зная, какую роковую ошибку совершает.
Наталья взревела, как тяжело раненный зверь. Уля отшатнулась от стены, уверенная, что крик этот слышали не только в их квартире, но и в соседних. Отчего же тогда за дверью Оксаны все так же тихо? Ее любящая семейка уехала? Или сидит себе спокойно у телевизора, делая вид, что ничего не происходит? Хоть перебейте друг друга, хоть устройте кровавую оргию, главное, чтобы полы в коридоре были чистыми и котлеты в подписанной Оксаной кастрюле никто не тронул.
Наталья оборвала звериный вопль, за ним послышался град падающих на пол предметов.
– Это я, да! Это я с детства с катушек съехала. Крыша протекает, да! Как еще объяснить? Меня много как называли! Корова сумасшедшая! Дура! Психичка бешеная! – Звон разбивающейся посуды и падающих кованых стульев наполнил всю квартиру. – Но травить! Это ты первый… Уходи! Уходи, пока не пришибла!
Дядя Коля что-то кричал в ответ, но его практически не было слышно. Уля сжала кулаки, моля несуществующих богов, чтобы все поскорее закончилось. Чтобы этот бородатый мужик ушел и воцарилась тишина, в которой можно спокойно спать, не терзаясь муками совести. Про полынные таблетки она и не вспомнила.
– И уйду! – отчаянно завопил Николай, перекрикивая лютующую супругу. – А ты тут сама сдохнешь!
– Я себе другого мужа найду! – Если бы не антураж сгнившей коммуналки, их ссора могла сойти за серию бразильского «мыла». – Настоящего! Он меня любить будет!
– Да кому ты нужна? – Голос дяди Коли доносился со стороны двери, он явно собирался смотаться подобру-поздорову, но злость была сильнее инстинкта самосохранения. – Я чуть не сдох, когда на тебя залез! Сука страшная!
– Уйди! – Крик сорвался на визг. – Богом кляну, уйди! Ой, уходи скорее!
– А вот не пойду. – Слова заставили Наталью замолчать. – Я здесь прописан теперь, отдавай мне половину комнаты и денег, тогда разойдемся как люди. Или сама уходи. – Он хихикнул. – Уродина! Сука! Пошла отсюда! – Николай тоже кричал, не замечая, как похож в этот момент на сумасшедшую жену.
– Уходи, Коленька, – жутким, сдавленным голосом прохрипела Наталья, и по спине Ули пробежали холодные мурашки предчувствия беды. – Я уже не соображаю ничего… Ой, беда случится, уходи, Коленька. – Стену сотряс звук удара – в нее врезался тяжелый кулак. – Я тебя прощаю, что отравить хотел. Я тебя прощаю, что обманул. Я тебе первая правду не сказала. Я же сумасшедшая, Коленька. И справка есть. Я же убить могу… Ты меня не обзывай больше, ты мне больно словами-то не делай. Уходи себе… Успокоюсь – поговорим. Уходи, Богом прошу…
Уля была на полпути к двери, готовая выскочить в коридор, повиснуть на широких плечах соседки, удержать от рокового шага, но дядя Коля ее опередил.
– Ты меня не пугай! – злобно выплюнул он. – Корова ты жирная! Тварь ты подзаборная! Что молчишь? Слова забыла? Сука! Да я тебе сейчас эту рюмку сам в глотку засуну, поняла?
Раздался грохот шагов, шум борющихся тел и слабый, чуть слышный стон. Когда Ульяна распахнула дверь, все уже случилось. Наталья телом прижала к стене слабо трепыхавшегося дядю Колю. Со стороны казалось, что она обнимает его, но правая рука ушла в сторону, чтобы резким движением вернуться обратно. В судорожно сжатых пальцах блестело лезвие самого острого ножа Оксаны.
– Я не корова! – рычала Наталья. – Я не страшная! Я не дура! Понял меня? Понял?
Но дядя Коля уже не мог ей ответить. Из его рта текла кровь, путаясь в бороде, заливая грудь, в которую размеренно впивался нож. Удар за ударом. Удар за ударом.
Уля застыла на пороге, пытаясь удержать сознание на тонкой, дрожащей грани между происходящей в темном коридоре безнадегой и сладостным небытием. Ей отчетливо запомнилось, как вспыхнула полоска света в приоткрытой двери Оксаны – вспыхнула и тут же пропала. Лишние свидетели смерти ни к чему.
Наталья взмахнула рукой в последний раз и с чавкающим, тошнотворным звуком выдернула нож из мужниной груди. А потом осторожно, почти нежно, уложила Николая на пол, не оглядываясь подошла к двери, звякнула там ключом, шагнула на лестничную площадку и исчезла из вида. Только тяжелые шаги вниз забухали.
Дух крови разливался по всей квартире. Крик застрял в Улином горле – ни сглотнуть, ни выпустить. Она зажмурилась, чтобы лежавшее перед ней тело хоть на одну секунду перестало выжигать глаза. Тьма услужливо приняла ее, дыша горечью в пылающее лицо. Уля вдохнула, надеясь, что полынь прогонит запах крови. И тьма тут же рассеялась – где-то далеко зажегся прожектор. Где-то рядом была нужная Уле вещица.
На полу возле самых ног светилось что-то маленькое и важное. Что-то, наполненное особой, полынной силой. Не отдавая себе отчета, Уля наклонилась, протянула руку и сжала вещицу в пальцах. Прикосновение холодного стекла и теплой липкой влаги тут же заставило ее открыть глаза.
Она склонялась над бездыханным телом. Кончики пальцев вымазались в остывающей крови. Ладонь сжимала рюмку.
«Ты меня не обзывай больше, ты мне больно словами-то не делай. Уходи себе…» – мигом прозвучал в ушах приглушенный стеной голос Натальи.
И картинка сложилась. «Смертью, выданной за слова…» – загадал ей Гус.
– Это два, – выдохнула Уля.
Чехарда
Смерть делает человека уязвимым. Этот страшный урок Ульяна выучила три года назад и теперь, судорожно распихивая свой жалкий скарб по отделениям старой спортивной сумки, все пыталась и не могла успокоить бешено стучащее сердце.
Она спиной чувствовала, как за дверью медленно остывает окровавленное тело. Где сейчас бродит Наталья? Одинокая, сумасшедшая, несчастная. Когда Оксана наконец решится вызвать полицию и скорую? И решится ли? А может, с утра, как обычно, выйдет в коридор и, проклиная нерях-соседей, начнет прибираться? Схватит дядю Колю за окоченевшие ноги и потащит к мусорным бачкам. Вытрет кровь с линолеума, сбрызнет лимонным освежителем воздух, ругнется и уйдет к себе скандалить с мужем и раздавать подзатыльники сыну.
От этих мыслей Уля нервно хихикнула и тут же подавилась смешком. Слишком уж похож он был на первый всхлип истерики, которая уже вскипала в Уле ураганной волной. Но истерить
